Версаль. Мечта короля

– Насколько легче и проще стала бы жизнь Генриетты, если бы она навсегда покинула этот сумасшедший дом, где двое братьев постоянно готовы вцепиться друг другу в глотку. Ты хоть представляешь, в какое ужасное место превращается Версаль?

– Надеюсь, ты мне расскажешь, – усмехнулся Людовик.

– Твой «дворец мечты» становится притоном, где процветают заговоры, вероломство, обман и разврат. Я ничего не пропустил?

Людовик обошел вокруг ванны. Ему нужно было видеть лицо брата.

– Вот об этом я пришел с тобой поговорить. Ты сердит на меня за то, что я отправил твою жену в Англию. Ты злишься, что теперь у нее есть цель в жизни, а у тебя – нет. Вот я и хочу исправить положение.

– Серьезно? И какую же цель ты для меня придумал?

– Этикет.

– Этикет? – недовольно переспросил Филипп.

– Придворная знать ведет себя так, будто дворец – их собственный дом. Они не умеют говорить ни с членами королевской фамилии, ни между собой. Они не умеют красиво и с достоинством есть. Словом, они плохо себе представляют, чт'o значит находиться в Версале. Дальше так продолжаться не может. Я хочу, чтобы каждый человек знал свое место и положение. Я хочу, чтобы каждый день превратился из хаотичного времяпрепровождения в упорядоченное, расписанное по минутам. Отныне каждый придворный должен подчиняться правилам, обязательным для всех.

– В том числе и для короля?

– Прежде всего для короля. А кто лучше сможет следить за королем и напоминать ему о правилах, чем его брат?

Филипп встал, отряхиваясь:

– Неужели ты не можешь поручить мне дело, которое приумножит славу и репутацию Франции?

– Я только что поручил тебе такое дело, – ответил Людовик.

Слова короля о наплевательском отношении к этикету не были преувеличением. Салон, куда вошел Людовик, гудел и гремел, как провинциальная таверна. Придворные шумно разговаривали, пили, играли в азартные игры, громко хохотали, хлопая друг друга по плечу, – словом, вели себя будто подгулявшие крестьяне или ремесленники. Король брел по залу, разыскивая Рогана. Кокетливо улыбаясь, к нему подошла мадам де Монтеспан, но он даже не остановился. Те, кто еще был сравнительно трезв, кланялись, когда государь проходил мимо. Остальные находились в пьяном ступоре и вряд ли сейчас могли отличить короля от слуги.

– Где Роган? – спросил Людовик.

Ему никто не ответил.

– Я спрашиваю, где Роган?! – теперь уже прокричал король.

– За спиною вашего величества.

Обрадованный Людовик повернулся со словами:

– Идем. Мне сегодня необходимо общество друга.

Он взял у проходящего мимо слуги бутылку вина и два бокала. Покинув шумное, ярко освещенное сборище, они вышли на улицу и расположились за дворцом на мраморной скамейке. Холодный лунный свет разливался по окрестным садам. Телохранители – эти вечные тени короля – стояли так, чтобы не мешать разговору друзей.

– Где она, прежняя ясность? Ведь не было ни тумана над головой, ни чащи вокруг, – сказал Людовик. – Мы знали, кто мы, чего хотим, куда движемся. Знали, кто нам друг, а кто – враг. А теперь…

– Разве нельзя повернуть назад?

– Тропа слишком узка для поворота, – покачал головою Людовик. – Каждое принятое решение – это шаг вперед. Необратимый шаг.

Роган откупорил бутылку и наполнил бокалы.

– Чего вы боитесь больше всего?

– Одиночества.

– Вам одиночество не грозит.

Людовик благодарно посмотрел на Рогана и поднял бокал:

– Это слова настоящего друга. Выпьем за события и людей, которые остались в прошлом.

– И за светлое будущее, – добавил Роган.

Оба до дна осушили бокалы, наслаждаясь темнотой и тишиной. Затем Роган положил левую руку на плечо короля, медленно постукивая пальцем по плащу.

9 Конец 1670 г.

Сцена, открывшаяся взору Бонтана, была воплощением покоя и безмятежности. Король прогуливался по аллее, шествуя мимо величественных статуй и изящных фонтанов, умолкших на зиму. В льдисто-голубом небе плыли белые зимние облачка. Душа Бонтана преисполнилась благоговения и любви. Но государственные дела были глухи к красоте этого момента, а положение первого камердинера вынуждало принять их сторону. Бонтан поспешил к Людовику.

– Доброе утро, ваше величество. Пора, – поклонившись, сказал он.

Людовик вздохнул и с тоской посмотрел на сад:

– Да, конечно.

За живыми изгородями и кустами зимних роз высился дворец, куда сейчас и направлялись Людовик с Бонтаном.

– Есть какие-нибудь новости? – спросил король.

– Ночью прибыл курьер. Корабль с ее высочеством на борту позавчера вышел из гавани Кале. При благоприятном стечении обстоятельств сегодня ее высочество уже должна прибыть в Дувр.

– Может, я допустил ошибку, отправив туда Генриетту? – спросил король, задумчиво почесывая подбородок.

– Ваше величество всегда делает то, что считает наилучшим для Франции.

– А если она не вернется?

– Вернется, ваше величество. Я уверен.

– Откуда у вас такая уверенность?

– Она предана вашему величеству. И потом, ее место – здесь.

– Кроме места, есть еще и предназначение. В чем предназначение Генриетты? Быть заботливой женой?

– Не мне об этом рассуждать.

– Бонтан, вы хотели бы родиться женщиной? – вдруг спросил король.

– Нет, ваше величество.