Версаль. Мечта короля

Их любовное слияние было бурным и неистовым. Атенаис извивалась, стонала от желания. Шею Людовика обдавало ее жаркое, страстное дыхание. Он опустился на нее, прижал ее руки. Она продолжала извиваться. Казалось, будто она хочет вырваться из-под этого гнета, хотя на самом деле Атенаис наслаждалась мужской силой и властью над нею. Людовик двигался, вновь и вновь пронзая ее. Он хотел эту женщину и не потерпел бы ни малейшего сопротивления.

Однако даже сейчас он продолжал думать о Генриетте.

Людовик заставил себя вернуться к процессу и даже сделал несколько толчков. Его кулаки были плотно сжаты, он дышал сквозь зубы, однако неистовая жажда мало-помалу утихала. Монтеспан издавала крики наслаждения. Ее ноги обвили спину короля, чтобы проникновение стало еще глубже.

И вновь он подумал о Генриетте.

Он вдруг остановился и резко встал с кровати, не достигнув вершины наслаждения.

Атенаис откинула с лица взмокшие пряди и осторожно коснулась плеча Людовика:

– Неужели я не доставила удовлетворение королю? Позвольте исправить мою оплошность.

Но король уже одевался.

– Я вернусь, – пообещал он.

Взяв свечу, Людовик воспользовался потайным коридором, который привел его прямо в спальню Генриетты. Она спала, разметав волосы по подушке. Ее руки были сложены у подбородка, отчего она сейчас напоминала молящегося ребенка. Шаги короля разбудили Генриетту. Она торопливо натянула одеяло, прикрыв грудь.

– Ваше величество, – сонно прошептала она.

Людовик поставил свечу на столик и присел на край кровати:

– Я беспокоился о тебе.

– Не стоило, ваше величество. Я просто устала.

– Твои глаза говорят мне другое.

Дверь спальни стремительно распахнулась, вошел Филипп.

– Мой брат верен себе! – закричал он. – Выждет, пока ты утомишься, а потом начинает бахвалиться. Он всегда так поступал со мной. Можешь не сомневаться, теперь настал твой черед.

– Брат, веди себя прилично, – потребовал Людовик.

– По-моему, ты забываешь, где находишься, – сердито бросил ему Филипп.

– А ты забываешь, с кем говоришь, – ответил Людовик с отнюдь не братским выражением лица.

Филипп осекся. Слова, готовые вырваться наружу, застряли у него в горле.

– Лувуа тебе не поможет, и ты это знаешь.

– Давай не сейчас! – оборвал его Людовик.

– Солдаты не уважают генералов, отсиживавшихся вдали от поля битвы. Воин доверяет только тому, с кем вместе стоял под градом пуль.

Людовик встал и направился к брату. Филипп не дрогнул.

– Думай, чт'o говоришь, – бросил король.

– Ты всегда защищаешься. Но от кого? Как ты можешь слепо не обращать внимания на тех, кто хочет тебе помочь? Далеко не все мечтают сбросить тебя с трона. Если бы ты на мгновение снял оборону, ты бы это увидел. Люди хотят тебе помочь. Так дай им такую возможность.

Генриетта со стоном поднялась на ноги, завернувшись в одеяло.

– Брат! – крикнул Филипп. – Тебе кажется, что я против тебя. И весь мир против тебя. Но ты ошибаешься.

– Филипп… – с трудом произнесла Генриетта. Она цеплялась за изголовье кровати. Испарина покрывала ее лоб. – Пожалуйста, прекратите ссориться.

Филипп повернулся к жене:

– А ты, пожалуйста, что-нибудь съешь! Скоро в обморок упадешь от голода.

Генриетта посмотрела на братьев, потом на столик, где стояло блюдо с фруктами. Она покачала головой и приспустила одеяло, показав слегка округлившийся живот.

– Я жду ребенка.

Людовик и Филипп взглянули на ее живот, потом друг на друга, утратив дар речи.

Герцог Кассельский ненавидел злачные места. Прежде никакая сила не заставила бы его переступить порог публичного дома. Но сейчас он не только переступил, а направился прямиком в опиумную курильню, где Монкур назначил ему встречу. И все равно герцог брезгливо морщил нос, проходя мимо обессиленных и одурманенных мужчин и нагих хихикающих женщин, манивших его к себе.

Монкура он нашел на скамейке.

– У меня есть к вам предложение, – объявил Монкур.

– Я сначала хочу получить деньги, которые ты мне задолжал. Мою долю, – сказал герцог, продолжая морщиться и фыркать.

– Деньги здесь, господин. Я ничего не забыл.

Монкур протянул ему несколько монет.

– А остальное?

Ухмыляясь, Монкур привалился спиной к стене.

– Каждый день все больше знати направляется в Версаль. И дорожной охраны тоже становится все больше. Однако разбойники не исчезли с дорог, и страх перед ними велик. Наше положение теперь куда рискованнее, чем раньше. Я решил, так сказать, поменять род занятий. У меня появился новый замысел. Мы займемся охраной сборщиков налогов.

– И это твоя благодарность? Забыл, как тебя вышвырнули со двора? Я тебя приютил. Спас от смерти под забором.

– Я не отрицаю. Спасли, как отец спасает ребенка. Но взгляните… папа. – Монкур пошевелил пальцами, на которых сверкали дорогие кольца. – Видите, я вырос?

– Ты стал еще б'oльшим идиотом, чем прежде.

Монкур пожал плечами:

– Я больше не вернусь к прежним грабежам на дорогах. И мушкет в руки не возьму. Охрана так и шастает, и я не жажду оказаться в их руках.

– У нас есть друзья и среди охранников.

– Есть, но мало.

К герцогу подошла раскрашенная шлюха, намереваясь сесть ему на колени. Герцог сердито отмахнулся.