Мадам де Монбазон провели в гостиную, где в окружении многочисленных друзей ее ожидала принцесса. Герцогиня вошла с полной непринужденностью. Смерив высокомерным взором мать своей соперницы и не сочтя нужным поклониться, она стала зачитывать извинение с листка, приколотого к вееру. Она вела себя чрезвычайно надменно, и на самом лице ее, казалось, было написано: «Все эти жалкие слова я не ставлю ни в грош».
Дойдя до фразы «заклинаю поверить мне, что всегда буду с должным уважением относиться к вам, равно как и к мадам де Лонгвиль, чьи добродетели и достоинства общеизвестны», она громко фыркнула, и это привело присутствующих в негодование.
Взбешенная принцесса Конде, скрипя зубами, произнесла несколько любезных ответных фраз, подсказанных ей регентшей, и в гостиной установилось тяжелое молчание. Мадам де Монбазон насмешливо улыбнулась и, не простившись, удалилась.
После этой сцены принцесса Конде, раздосадованная наглым поведением герцогини, попросила избавить ее от общества мадам де Монбазон. Однако через какое-то время мадам де Шеврез затеяла небольшой пикник в саду Ренара, примыкавшем к Тюильри: там обосновалась кондитерская лавка, и придворные щеголи частенько захаживали сюда, чтобы съесть пирожное и послушать серенады, исполняемые на испанский манер. Королева очень любила этот уголок. Она с удовольствием приняла приглашение мадам де Шеврез и попросила принцессу Конде сопровождать ее.
– Будет ли там мадам де Монбазон?
– Нет, – ответила королева, которая была в курсе всех событий, – у нее несварение желудка, и она принимала слабительное сегодня утром.
Мадам де Монбазон
Разумеется, никакое слабительное не помешало мадам де Монбазон появиться в саду: всюду слышались раскаты ее громкого голоса и звонкий смех. Принцесса хотела уйти потихоньку, чтобы не портить праздник, однако королева, которой пришла в голову необычная мысль, удержала ее. Подозвав одну из своих придворных дам, она сказала:
– Будьте любезны передать мадам де Монбазон мою просьбу почувствовать себя плохо, дабы она могла удалиться отсюда без ущерба для своей репутации.
Получив этот странный приказ, герцогиня расхохоталась, а затем, надувшись, отпустила несколько грубых шуточек по адресу принцессы Конде и отказалась покинуть сад.
Разгневанная Анна Австрийская немедленно вернулась во дворец в сопровождении своей подруги.
На следующий день мадам де Монбазон было велено оставить Париж и без промедления отправиться в Рошфор, где у нее был дом…
Это изгнание привело в ярость «важных особ», которые словно сорвались с цепи. Они сочли себя униженными и оскорбленными и помышляли только о мести. Герцог де Бофор, чье самолюбие было жестоко уязвлено, неистовствовал: в этом конфликте страдала не только его репутация, но и любовь. В Вандомском дворце уже давно обсуждались самые крайние меры, но теперь решено было перейти к действиям, и был составлен план убийства Мазарини.
На сей раз «важные особы» приступили к исполнению своего плана незамедлительно.
Однажды вечером Мазарини был приглашен ужинать в Мезон, к Рене де Лонгею. На дороге были расставлены убийцы, получившие соответствующие инструкции. Вандомы, Гизы и мадам де Шеврез, пользуясь тем, что двор разделился из-за путаного дела с любовными письмами, желали одним ударом избавиться от Мазарини, припугнуть регентшу и обрести прежнее влияние, сделав своего друга Шатонефа первым министром.
Итак, они с удовольствием смотрели, как кардинал садится в карету. Все шло, как было задумано. Но в тот момент, когда слуга собирался закрыть дверцу кареты, на пороге появился принц Гастон Орлеанский – оживленный и радостный, ибо дом Рене де Лонгея славился своими поварами.
– Минуточку, – воскликнул Гастон Орлеанский, смеясь, – я поеду с вами в Мезон. Хороший ужин превыше всего.
И он сел в карету рядом с кардиналом. «Важные особы», следившие за отъездом, были сражены наповал. Едва карета скрылась из виду, как они послали к убийцам всадника с приказом ничего не предпринимать.
Нельзя же было, в самом деле, рисковать жизнью герцога Орлеанского, первого принца крови. Так Мазарини избежал смерти благодаря чревоугодию герцога Орлеанского…
На следующий день некоторые из убийц изливали свою досаду столь громко и откровенно, что привлекли внимание полиции кардинала. Мазарини, извещенный о заговоре, предпринял все необходимые меры, согласовав их с регентшей: герцог де Бофор был арестован.
Вандомам было предложено удалиться из Парижа; мадам де Шеврез была отправлена в изгнание сначала в Дампьер, а затем в Анжу, Шатонеф – в Турень, епископ Потье – в Бове. Одним словом, группа «важных особ» прекратила свое существование, и мадемуазель де Монпансье сообщает нам, что «при дворе в самое короткое время все разительно переменилось; эта решительная расправа очень укрепила власть кардинала Мазарини».
А через некоторое время в Париже стало известно о любовном приключении мадам де Монбазон в ее рошфорском заточении. История наделала много шума и выставила в самом смешном виде нимфу Эгерию, вдохновлявшую своими советами «важных особ».