Версаль на двоих. Книга о галантной любви Короля-Солнца и прекрасных дамах Версаля

В своем раздражении баварка надавала тумаков Месье, который принял предложение короля, а официальное объявление о помолвке завершилось грандиозным скандалом.

Ожидая окончания совета, все, как обычно, собрались на галерее, дабы затем сопровождать короля к мессе. Пришла туда и принцесса Пфальцская. Сын приблизился к ней, чтобы по заведенному порядку поцеловать ей руку. В этот момент принцесса вкатила ему такую звучную оплеуху, что было слышно в самых дальних концах, и это в присутствии всего двора! Несчастный принц не знал, куда деваться от стыда, а многочисленные зрители застыли в величайшем изумлении.

Брак, тем не менее, состоялся 18 февраля 1692 года, и будущий регент вскоре убедился, что супруга совершенно не заслуживает полученной им пощечины. Болезненно тщеславная, она не желала признавать, что была всего лишь незаконной дочерью короля, и, по забавному определению Сен-Симона, «вела себя как принцесса крови даже на стульчаке».

Сверх того, она отличалась необыкновенной леностью. Она всему предпочитала постель и зеркало, целыми днями валяясь и прихорашиваясь. Это была самая высокомерная и самая вялая из женщин. Она вставала, чтобы пойти к мессе или навести красоту; затем снова ложилась на диван, откуда ничто не могло ее согнать, разве только наступал час, когда можно было отправляться спать.

Эта леность была столь велика, что герцогиня Шартрская опасалась пылкости мужа. Любовь ее утомляла. Когда вечером Филипп приходил к ней «с династическими намерениями», она отговаривалась головной болью и слабым голосом просила не беспокоить ее.

Молодой герцог, впрочем, не настаивал. Взяв шляпу и поклонившись жене, он отправлялся к какой-нибудь оперной певичке, чей пылкий темперамент более соответствовал его жажде наслаждений.

В течение некоторого времени он еще сохранял надежду, что герцогиня обретет жар в нужном месте, а не только в голове, но вскоре ему пришлось смириться. Дочь мадам де Монтеспан не унаследовала от матери страстность и рвение в делах любви…

Отвратившись от семейного ложа из-за ленивой холодной женщины, Филипп быстро превратился в «коллекционера». Любые его прихоти немедленно исполнялись, и аббат Дюбуа вновь начал охотиться за молоденькими красавицами, обитающими в мансардах и на чердаках, и приводил их, дрожащих и испуганных, к своему любимому ученику, который мужал день ото дня.

Вскоре герцог превратился в образцового развратника. Став регентом после смерти Людовика XIV, он превратит французский двор в настоящий вертеп, и его чудовищным оргиям будет дивиться вся Европа.

* * *

Эта распущенность, под знаком которой пройдет весь XVIII век, явилась на свет, будучи естественной реакцией на невыносимое лицемерие одного из самых ханжеских периодов французской истории. Под влиянием мадам де Ментенон, которая, сдвинув колени и поджав губы, продолжала дело по очищению нравов, Версаль превратился в такое скучное место, что, как тогда говорили, «даже кальвинисты завыли бы здесь от тоски».

При дворе были запрещены все игривые выражения, мужчины и женщины более не смели вступать в откровенные объяснения друг с другом, а красотки, сжигаемые внутренним огнем, вынуждены были прятать томление под маской благочестия.

Это было царство святош.

Разумеется, манера одеваться также изменилась, и костюмы стали чрезвычайно благопристойными. Декольте были изгнаны с позором. Чтобы укротить женщин, не отказавшихся от демонстрации своих прелестей, славный аббат Буало издал труд, озаглавленный «О злостном оголении плечей», из которого мы приведем весьма характерный отрывок: «Нельзя сравнивать открытое лицо с оголенной грудью. Мы живем в естественном сообществе и вступаем в сношения друг с другом, узнать же человека можем только по лицу, а потому и возник среди мужчин и женщин обычай открывать лицо, хотя женщинам и в данном случае надо соблюдать большую осмотрительность, нежели мужчинам. Но к чему, скажите, дамам оголять горло и плечи, что может их к этому понудить, если только не имеют преступных намерений; зачем показывать то, что должно быть спрятано?»

Удручающая скука поразила Версаль, и молодые принцы объединились, чтобы бороться с той, кого принцесса Пфальцская с присущей ей любезностью именовала «старой потаскухой великого человека». Желая бросить вызов чрезмерной суровости и показному благочестию, утвердившимся под влиянием мадам де Ментенон, они стали устраивать невиданные ранее оргии.

На эти вечера приглашались девицы из всех слоев общества. Утром они покидали гостеприимные дома знатных кавалеров, обогатившись опытом…

Сверх того, остроумцы принялись втихомолку сочинять иронические куплеты о жене короля. Король не на шутку рассердился; впрочем, его ожидали куда более серьезные неприятности.

* * *

Старший дофин, единственный оставшийся в живых из детей, подаренных ему Марией-Терезией, уже давно вел безалаберную жизнь.