Версаль

Партер в западной части Версальского парка придумал Людовик совместно с Андре Ленотром. С него «открываются безграничные дали. Партер, расположенный в северной части, состоящий из зеленых насаждений, заканчивается каналом; южный, на котором посажены цветы, возвышается над площадкой-партером с апельсиновыми деревьями. Кажется, что Людовик XIV предвидит свой завтрашний Версаль». Таким образом, в основе будущего грандиозного комплекса находились идеи и труды монарха и его главного садовника. Ленотр был поистине гением садоводческого искусства.

Оранжерея Версаля. На дальнем плане Озеро швейцарцев

Во времена великого века садовое искусство обрело язык символов, к тому же к ним прибавился язык чувствительности. Старые деревья стали цениться и почитаться. В садах словно ожила история: от героической военной до интимной личной. Взлетающие ввысь фонтаны существовали вместе с падающей по воле земного притяжения водой в каскадах, водопадах, ручьях и потоках. Сады обрели времена года, которых не знало существовавшее ранее «стриженое садоводство». Птицы вернулись в сады. Прогулки пришли на смену сидячему приему гостей времен Ренессанса. Садовое искусство настолько слилось с поэзией, что появились стихотворные руководства по благоустройству территорий в духе ландшафтного садоводства. Одним из таких поэтических руководств явилась поэма Жака Делиля[51] «Сады».

Вдохновленный творением великого Ленотра, Жак Делиль так описывал в поэме принципы его творчества:

Прелестные поля, что нам ласкают взгляд,
Раздумий требуют скорее, чем затрат.
Чтоб не нарушить чар естественной природы,
Потребны ум и вкус, а вовсе не расходы.
Ведь каждый сад – пейзаж, и он неповторим.
Он скромен иль богат – равно любуюсь им.
Художниками быть пристало садоводам!
Луга, уступами сбегающие к водам,
Оттенки зелени, все в солнечном свету,
Где тени облаков, меняясь на лету,
Скользят, одушевив ковер живой и яркий,
Обнявшихся дерев причудливые арки,
Округлые холмы и резвые ручьи —
Вот кисти с красками и вот холсты твои!
Природы матерьял в твоем распоряженьи —
Твори же из него свое произведенье!

Над созданием комплекса трудились выдающиеся мастера, возводившие для Фуке Во-ле-Виконт. Лево строил Оранжерею. Лебрен был готов к украшению королевских покоев. Ленотр никогда не оставался без дела. Без него вообще не смог бы осуществиться праздник «Забавы волшебного острова».

Не будь магической прелести парка, Фелибьену и в голову не пришло бы заводить разговоры о «волшебном дворце». Если бы не этот изысканный парк, великий Бернини никогда не отозвался бы о Версале как «о таком приятном месте».

Особое внимание Версалю начали уделять лишь в 1664–1665 годах. За это время замок немного подчистили снаружи и добавили еще три кабинета.

На противоположной стороне площади, находящейся перед дворцом, начали строиться дома для приближенных короля. Однако в парках в это время полным ходом шли работы. Низменные места в них осушались, вода собиралась, бассейны переносились в другие места либо осушались.

Бюст Людовика XIV. Скульптор Бернини. 1665 год

В 1667 году было принято решение о строительстве Большого канала, а в 1668 году его уже начали рыть. Буквально каждый день скульпторы украшали дивный сад каменными и отлитыми из бронзы статуями, вазами. Садовники выращивали цветы и разнообразные зеленые насаждения.

Грот Фетиды возводился с 1665 по 1666 год. Он служил украшением боковой стены дворца. Об этом прекрасном сооружении Жан де Лафонтен[52] писал так:

«Когда солнце устает и когда оно выполнило свою миссию, оно спускается к Фетиде и там немного отдыхает. Вот так и Людовик-Солнце отправляется отдохнуть…»

Уже в 1668 году, в день королевского дивертисмента, знатные дворяне смогли по достоинству оценить истинные размеры того, что было создано в Версале.

Мало того, праздник 1668 года наглядно демонстрировал всей Европе привязанность Людовика XIV к Версалю. Ни у кого больше не вызывало сомнения страстное увлечение монарха Версалем. Один Кольбер упорствовал дольше всех и продолжал надеяться на великое будущее Лувра и Тюильри.

Однако в один прекрасный день каприз короля превратился в великий замысел. Своим архитекторам он сумел внушить уважение, доходящее до благоговейности, к восточному фасаду, павильону Людовика XIII и охотничьему замку. Постепенно король увлекся различного рода расширением и увеличением.