Версальский утопленник

— Что вы, мадемуазель, меня все интересует. Как вас величать?

— Этьенетта Данкур, прислуга на кухне, к вашим услугам, сударь.

И она, словно обезьянка, изобразила придворный реверанс.

— Ваши слова крайне меня заинтересовали. Так, значит, Жак Госсе упал в объятия вышеназванной дамы?

— Дамы? Вы называете эту стерву дамой? Старая шлюха, наживающаяся на незаконной торговле поношенными тряпками королевы. Теми, что ей отдают, и теми, что она крадет! Идите, посмотрите, что творится в шкафах у Жака. Она складывает туда обноски, украденные у Австриячки!

— Вы забываетесь, мадемуазель! — возмущенно воскликнул Тьерри.

— Я-то забываюсь, а она уж точно не забывается. Те наряды она бережет для себя, а остальные продает.

— Значит, Госсе ее любовник.

— Любовник? Игрушка! Она ему в матери годится!

— Благодарю, богиня ревности, — прошептал Бурдо на ухо Николя. — Наша признательность украсит твой алтарь.

— Как долго длится их связь?

— Несколько месяцев, сударь!

— А точнее? Насколько я понимаю, прежде вы были любовниками. Он резко порвал с вами?

— Он стал со мной холоден, перестал разговаривать, а если разговаривал, то нес какую-то чушь. А однажды…

Она залилась слезами.

— Однажды… в день…

— В какой день?

— Ближе к маю. Он сказал, что больше не хочет иметь со мной ничего общего. Сложил мои вещи и выставил их за дверь. Сказал, что если я люблю его, то я должна исчезнуть из его жизни, иначе он потеряет шанс на будущее. А такой шанс предоставляется редко, быть может, всего лишь раз, и он не может от него отказаться. И с тех пор он запретил мне приходить к нему.

— Что ж, — сказал Николя, — вы чувствуете себя несчастной, но это пройдет. Более того, я уверен, он раскается и вернется к вам.

Она вскинула голову.

— Ах, ну вот еще, нужны мне объедки от старой кокетки! А вы и вправду так думаете?

В этом вопросе отчетливо прозвучала надежда.

— Конечно! Обычно ссоры между любовниками так и разрешаются. Поэтому воспользуйтесь случаем. Спасибо, что были с нами откровенны. Не исчезайте.

Вытирая глаза уголком передника, она удалилась семенящей походкой.

— Дорогой друг, — обратился Николя к Тьерри, — вы знаете господина де Сартина. У меня остались здесь дела. Будьте так любезны, известите его о событиях сегодняшней ночи. Ему надобно как можно скорее смирить раздражение Главного прево, в чью юрисдикцию мне снова приходится вторгаться.

— Бегу, лечу. До скорого, господин маркиз. Ваш слуга, господин инспектор!

— Какой вежливый человек! — заметил Бурдо, не оставшийся равнодушным к обходительным манерам господина де Виль д’Аврэ.

— Еще бы! Счастье, что именно он унаследовал Лаборду. Его Величество сделал его своим доверенным лицом. Он знает все, может все сделать или все разрушить. У него очень острое чутье, и он быстро понял, что я являюсь лицом, облеченным властью — о! совсем маленькой властью, — а потому со мной следует считаться. Я пожал протянутую мне руку сразу после смерти покойного короля, и теперь мы, вместо того чтобы враждовать, во всем поддерживаем друг друга.

— У него манеры придворного.

— Да, он поставил все свои таланты на службу королю.

— Говорят, он себе на уме и ловко преумножает свое состояние.

— Его семья издавна пребывает возле трона. Его отец служил нынешнему королю, когда тот был совсем юным и носил титул герцога Беррийского. А знаешь ли ты, что сей вежливый придворный в пятнадцать лет уже был мушкетером и полковником, командиром драгунского полка Руаяль-Дофин? Пойдя по стопам отца, он приобрел свою должность за триста тысяч ливров.

— Черт побери! Откуда он сумел раздобыть такую сумму?

— Его Величество помог ему.

— Каким образом?

— Отписав ему прибыль с одного из генеральных откупов. Во всяком случае, я предпочитаю, чтобы короля окружали богатые люди. Их труднее подкупить.

— Зато им становится проще округлять свои состояния.

Николя не хотел ступать на скользкую почву.

— В нашей работе полезно быть в дружеских отношениях с тем, кто ночует в комнате короля.

Николя опасался, как бы Бурдо не завел свою вечную песню, плод чтения философов, труды коих он поглощал в редкие свободные минуты, когда не был занят на службе или в семье.

— Что ж, давай продолжим беседу с юным красавчиком. Полагаю, теперь он будет более разговорчив. Нам надо знать все.

Двигаясь следом за Бурдо, Николя увидел, как тот, открыв дверь в комнату молодого человека, неожиданно с воплем бросился внутрь. Ворвавшись следом, он увидел, что Бурдо держит Госсе на руках: молодой человек пытался повеситься на простыне, привязав ее к торчащей из потолка балке. Вскарабкавшись на табурет, Николя высвободил шею юноши, и тот безжизненно повис на руках Бурдо. Инспектор прибыл вовремя, когда стул только начинал падать. Теперь Госсе лежал на полу и плакал.

— Что-то в Доме для прислуги слишком много плачут, — проворчал Николя. — Лучше бы честно во всем признаться и все объяснить.

— Ну как, полегчало? Даю вам две минуты, чтобы успокоиться, — обратился к несчастному юноше Бурдо. — С шеей вашей все в порядке.