Версальский утопленник

Добравшись до особняка д’Арране, комиссар переоделся и снова вскочил в седло. Прекрасная Эме еще не вернулась из похода за магнетическим флюидом. Резвушка попрощалась с Трибортом радостным ржанием и, почувствовав на спине любимого всадника, радостно помчалась по дороге в Париж. Она скакала столь резво, что на середине пути они обогнали телегу, везущую в Шатле тело утопленника. Николя велел вознице поторапливаться, ибо, по его мнению, тот ехал слишком медленно. Заодно он поздравил себя, что курьер оказался не столь медлителен, а следовательно, появился шанс выиграть немного времени. Тем более что вскрытие следовало произвести как можно скорее, ибо жара не способствовала сохранности трупа.

В это лето Мертвецкая в Шатле превратилась поистине в скопище ужасов. Свою роль сыграл как нестерпимый зной, так и его последствия. В Севре Николя пришлось ехать вдоль Сены, и он своими глазами видел, как берега реки кишели людьми, пытавшимися любыми способами спастись от жары. Парижане к концу дня скапливались на площади Мобер, на мостах Мари, Зерновом и Анри, а также на набережной Театинцев, вокруг крошечного рукава, отделявшего набережную Орфевр от набережной Августинцев, и радостно плескались на мелководье; разумеется, среди купальщиков преобладали дети. Банных заведений не хватало, да и для простонародья они были слишком дороги. Утро приносило мрачную жатву утопленников, которых приходилось складывать штабелями на плитах Мертвецкой. Обилие трупов стало манной небесной для начинающих хирургов, жаждущих усовершенствоваться в своем искусстве. По ночам, спрятавшись в засаде, хирурги вытаскивали из воды утопленников. На следующий день река равнодушно принимала остатки от их усердных занятий, а потом разрозненные куски тел, выловленные из воды, загромождали морг. Мрачное зрелище подготовило его к своеобычному спектаклю, к которому он до сих пор не мог привыкнуть, — к вскрытию тела.

В дежурной части его ждал Бурдо. Он исполнил указание Николя и теперь надеялся, что ни Семакгюс, ни Сансон не заставят себя ждать. Николя подробно, ничего не упустив, изложил ему свое видение преступления, сложившееся у него в результате поездки в Версаль. Узнав о двух рыжих париках, Бурдо, обычно скупой на эмоции, даже подскочил от неожиданности. Потом, сосредоточившись, задумался и начал размышлять вслух:

— Однако почему мне в голову лезут странные мысли? Откуда взялись два парика? Для совпадения слишком неожиданно. Находка второго парика не может быть делом ни случая, ни совпадения. Надо искать причину.

— И где, по-твоему, ее следует искать?

— Зная тебя, думается, ты сам уже нащупал верный путь. Говоря о навозе, ты говоришь о лошадях, говоря о лошадях, говоришь о всаднике, а в нашем случае, видимо, сразу о двух. Так как имеется два парика, полагаю, Ламору принадлежал только один. Давай вспомним события вчерашнего вечера. Ренар встретился с лакеем герцога Шартрского в Воксхолле, затем снял гитона и повез его к себе на улицу Пан. Ретиф последовал за ним и, убедившись, что оба вошли в дом, прекратил слежку. Его не в чем упрекнуть, а наружность часто обманчива.

— Ты хочешь сказать, что…

— …что Ренар один из наших. Ты в самом деле считаешь, что он мог не заметить слежку? Нет, вряд ли он настолько беспечен. Возможно, какое-то время он действительно не замечал, что за ним следят, но потом должен был почувствовать присутствие соглядатая.

— А вдруг это входило в его планы?

— Вот именно! Он гонится сразу за всеми зайцами. Делает вид, что остался дома, и ему верят. Филин улетает, а Ренар вскакивает в седло и мчится в Версаль. Зачем? Если гипотеза принята, надо бы обыскать его жилище на улице Пан.

— Конечно, он старается, чтобы я не разнюхал лишнего, ибо понимает, что рано или поздно расследование приведет меня в Версаль.

— Мне кажется, ты угадал его мысли. Но вернемся к твоему рассказу. Правду сказал только караульный при Морских воротах, открывший их человеку в рыжем парике; заметь, несмотря на неверный свет потайного фонаря, ночную мглу и пыльную бурю, он запомнил цвет парика.

— Но у Ренара серый парик!

— Он вполне мог его сменить, дабы у всех на глазах выйти через Морские ворота.