Вершалинский рай

— О нашем старике смешно рассказывал шудяловский войт, — сказал Регис возчику. — Поляки наградили Альяша орденом за то, что построил церковь, прислали бумагу с уведомлением: награду можно выкупить в Белостоке за двадцать злотых. Старик воспринял это как наказание, — шутка ли, такие деньги платить ни за что ни про что; он же бедный… Взял торбу хлеба, пришел в гмину и просит: «Пане войт, а нельзя ли отсидеть эти деньги под арестом, как штраф за непривязанную собаку?..» Вот скупердяй, вот комбинатор, ха-ха-ха-ха!..

— А что? — не оценил юмора возчик. — Он хозяйственный, деньги беречь умеет, народ его уважает за это.

— Тьфу!.. Ничего тебе, батраку Пининому, не понять! Лопух!..

Тэкля мудро промолчала.

Она была из тех женщин, которые при всей внешней скромности и кажущейся наивности очень хорошо знают, чего хотят. Тэкля понимала, что в отставном дьяконе говорит обыкновенная зависть к Альяшу и эти речи совершенно не задевают пророка.

Можно только удивляться тому, какая метаморфоза произошла с женщиной, побывавшей на самом дне человеческого болота.

Рано потеряв мать, семнадцатилетней девчонкой Тэкля отправилась в Гродно служить у богатеев. Там судьба бросила ее в объятия распутника и мота.

Затем Тэкле выдали «черный пачпорт», где в графе «профессия» стояло: «Проститутка» — и лежали талоны к уездному врачу, к которому она должна была являться каждую неделю. Тэкле не разрешалось подходить к церквам и костелам, школам и учреждениям, и постоянным местом ее промысла становилась улица Гувера.

Слухи обо всем дошли до Праздников. Отец Тэкли приехал в Гродно, силой посадил ее в повозку и привез домой, где она прожила несколько лет.

У праздниковского кулака батрачил сирота, разбитной Юзик, которому давно пора было жениться. Старик привадил его чаркой и уговорил стать примаком.

Сыграли свадьбу. Очень скоро Юзик начал издеваться над женой, бить ее и даже выгонять из дома. Однажды Тэкля пошла с бабами в Грибовщину и к мужу не вернулась. Четыре года прожила она у Альяша — стлала ему отдельную постель, а сама устраивалась на сундуке.

Между ними установились странные отношения. Каждый раз, молясь перед образами, Тэкля каялась в грехах, и каждый раз Альяш мстительно, с нездоровым интересом, выпытывал у нее подробности бытования ее у Жоржа, поносил ее последними словами, а то и брался за вожжи. Она рыдала, металась, и это приносило ей облегчение. Только в последние месяцы женщина вроде успокоилась.

Она связала судьбу с Альяшом, увлекшись по женскому обыкновению его упорной деятельностью и успехом. Верить, подчиняться и служить такому было сладко. Успехи Альяша она постепенно стала считать и своими успехами. Тэкля расцвела и в свои тридцать шесть лет была полна почти девичьего очарования.

По утрам она вскакивала с чувством безмерной радости, какую ей сулил предстоящий день, с жаждой трудиться не покладая рук, со счастливым сознанием своей молодой силы. До самого вечера с опущенными стыдливо глазами носилась она от дома к церкви, от церкви к гостинице, от гостиницы в деревню. Ко всему, что сделано было Альяшом, относилась с бережливостью рачительной хозяйки. Тактично, как это присуще только женщинам, вела себя по отношению к его недоброжелательным друзьям, делая все, чтобы взаимная неприязнь скоро проходила.

Молча выслушав рассказ Региса о случае с орденом, и плотно закрыв печку с перегоревшим торфом, Тэкля снова тайком перекрестилась и поклонилась до земли бородатому портрету. Только потом мягко попрекнула бывшего дьякона:

— Вы, как всегда, шутите, отец Николай!

— Нет, я серьезно! Сам войт рассказывал, он брехать не станет! Да разве только это?! Уговорили мы его с Пиней однажды зайти в кринковскую баню. Мыться-то он мылся, а рубашку не снял! Как ты, чистюля, терпишь такого? — не унимался дьякон.

Тэкля попыталась перевести разговор на другое:

— А зачем вы, отец Николай, столько пьете?

— Ты считаешь, грех? — Регис прикрыл локтем татуировку на левой руке. — Глупенькая, сам Христос пил!

— Вы скажете!

Регис вытащил из-за пазухи распятье, потряс его на большой и пухлой ладони.

— Это Иоанн Креститель был непьющим, а этот еще как пил! Даже других подпаивал!..

— Будто это правда!

— Не веришь? В Кане Галилейской, где он пировал, нечего стало подливать в бокалы, так твой Христос, за которого ты так заступаешься, превратил в вино обычную воду — пейте себе на здоровье! Об этом в каждом евангелии написано!

— Так то ж вино, а вы — водку!

— Там рожь не росла, глупенькая, поэтому люди тамошние не знали водки. Попробовали бы — и они стали бы пить! Водка же лучше! Что такое виноградное винцо для молодого мужчины? Скажу тебе по секрету, он бы и спирт полюбил! «Входящее в уста не оскверняет!»

В наступившей паузе послышался гнусавый голос поэта. Все так же отбивая ногой под столом такт, Павел Бельский читал:

— «Он ве-рой и прав-дою мир про-све-тит, по-знай-те те-перь и е-го всю семь-ю!» Хорошо, ей-богу!.. Считай, один куплет готов! Где же у меня чистая бумага?

— «Познайте теперь и его всю семью…» Это он про тебя, Феклуша! — подмигнул Регис.