Вершалинский рай

— Ах, Илья Лаврентьевич, ах, какое испытание господь наслал на нас!.. Тебя господь уже ми-иловал, а я все должна нести тяжкий крест свой! Скажи господу, что я нисколько не обижена и очень счастлива, что простер на меня милость свою святую и сохранил в живых сына…

Химке можно было простить — слишком уж многое вынесла она в своей горемычной жизни. Но то же делали многие совсем нормальные старики и бабки. Некоторые из них, готовясь к смерти, клали эту вырезку под голову и в каком-то радостном спокойствии ждали последнего своего часа, будто не умирать собирались, а окунуться в вечный блаженный сон.

(Кстати, еще и теперь живет один дед, главный мой консультант, специалист по «новому учению» пророка Альяша: полуистлевшую эту вырезку из газеты он хранит как святыню!)

То была часть моих земляков почти полностью вымершего теперь поколения вроде нашей многострадальной тетки Химки, завершившая историю сел, родов и всех предшествующих поколений, которые мечтали и надеялись, поколений, которые со своими нераскрытыми талантами и горячими сердцами, светившимися некогда огнем надежды, лежат теперь в сырой земле, под сгнившими крестами на кладбищах Западной Белоруссии!

Ох, как осторожно надо ступать ногами!

Земля наша состоит не из песчинок, а из ставших пылью трагических ошибок пращуров наших, и не холмы и курганы высятся на ней, а сталактиты неисполнившихся надежд, неосуществленной мечты, слез, горя и великого терпения целых поколений, и все это вызывает горькие раздумья.

Если бы люди могли все знать и не повторять ошибок, сделанных другими, каких бы вершин они достигли!

Эпилог

КОНЕЦ МЕССИИ

1

Вскоре на СССР напали немцы.

Через Праздники и ближние к ним села важных магистралей не было. Когда в первые дни Великой Отечественной войны здесь проходила линия фронта, люди этого почти не заметили.

В конце июня отступала последняя рота с двумя пушками. Бойцы заверили мужиков, что советские части уже приближаются к Берлину, который наша авиация сровняла с землей, а они отступают лишь потому, что вынуждены переформироваться — во взводах недостает командиров.

В Праздниках красноармейцы поели, перевязали раны, помылись в речушке, а «сорокапятки» их пальнули по паре снарядов в сторону Бельска.

К вечеру рота еще раз опорожнила котел походной кухни, сделала перекличку, а затем снялась и спокойно направилась полевой дорогой на восток. Бойцов долго провожали мальчишки, с уважением слушая, как на плечах здоровых пулеметчиков гремели патроны, будто диски «дегтяря» были переполнены тяжкими косточками.

Бодрое настроение молодых бойцов передалось праздниковцам, которые и не подозревали, что подразделение это было последним.

На следующий день Тэкля с отцом ранним утром погнала скот в глушь Беловежской пущи — спрятать на всякий случай. Старый Альяш остался сторожить хату. В ситцевой косоворотке и опорках на босу ногу, он похозяйничал на подворье, а потом присел на солнышке у порога и стал мастерить грабли.

Вдруг с огорода позвали:

— Эй, папаша.

Альяш поднял голову — из подсолнухов высунулась голова в пилотке со звездой.

— Слушай, отец, фрицев у вас нет?

С юношеской беспечностью, пренебрегая опасностью, боец встал во весь рост. Поддерживая, как грудного ребенка, правой рукой левую, он смело зашагал к старику.

— Я убежал из колонны пленных! Нас гнали по шоссе в Волковыск! Да вот фриц стрельнул вдогонку, и пуля уже в кустах догнала. Пустяк, царапина, даже не очень болит… Кость, кажется, не задета… Женщины твои дома? Перевязать бы рану, а то чешется, зараза!..

Перед стариком стоял костромич Василий Лужин, совершивший свой первый героический поступок на войне, вырвавшись из неволи, новенькое его обмундирование сливалось с зеленью огорода. Ему не столько требовалась перевязка, потому что автоматная пуля прошила только мягкие ткани и рана затянулась, сколько обыкновенное человеческое сочувствие. Еще ему очень хотелось поесть чего-нибудь вареного и расспросить о дороге. Он был уверен, что все это здесь получит.

Юноша ступил на двор.

— Бабы твои, папаша, дома?.. Перевязать бы руку, чешется, зараза!..

Дрожа от злости, Альяш встал навстречу.

— Аа-а, папашу себе нашел?! — Он с завидной легкостью поднял грабли и ударил ими бойца по плечу. — Волк тебе отец, а не я, цацалист ты! Вот тебе, получай!

Защищая раненую руку, изумленный хлопец пятился в подсолнухи.

— Да ты… Постой!.. Сдуре-ел?!. Дедуля, я же русский! Слепой ты, что ли?! Человек ты или нет?!

— А ты, думаешь, человек?! Ты большевик! Агитатор!.. Цацалисты паршивые!.. Приперлись сюда, думали — Америка вам тут будет с долларами, поживиться хотели!.. О-о, немец быстро наставит вас на путь истинный, ихний Гитлер самим богом послан на вас!

— Но, но, дед, смотри!..

— Звезду нацепил?! У немцев «с нами бог» на пряжке написано! Они вам зададут жару! Подождите, ангелы сатанинские, всех вас железной метлой выметут, все-ех!..

Тэклина соседка, толстая Макариха, услышала со своего огорода крик старика, подбежала и, заслонив парня своей могучей фигурой, запричитала: