Мир входит в сознание несмышленыша, как известно, вместе с тончайшими оттенками родного слова, услышанного от самого близкого человека, вместе с ласковым и озабоченным, радостным и тревожным, мудрым выражением материнских глаз, вместе с ее восхищением, смехом и дыханием, и все это животворной струей вливается в детскую душу, чтобы потом дать буйные ростки. Ничего этого, конечно, немая сыну дать не могла. Ее материнство было всего лишь проявлением животного инстинкта.
Проходил как-то Голубов Якуб мимо ее халупки и услыхал визг. Навстречу ему вылетела побелелая от страха, растрепанная немая. С мольбой и ужасом в серых зареванных глазах она сунула Якубу ребенка, в верхнюю губку которого впился клоп, и замычала:
— Га!.. Ва-а!.. Гы-ы!..
Якуб снял отяжелевшего кровососа, погладил молодку по голове, и та, всхлипывая от пережитого, поплелась в хату.
Не удивительно, что психика мальчика, оказавшегося в положении того подкидыша, который воспитывался в волчьем логове, пошла наперекос. Правда, тяжкое последствие этого обнаружилось позднее, а пока что грибовщинские женщины помогали роженице чем могли и дивились чуду природы:
— И здоровый же хлопец растет, босой по снегу бегает — и ничего! А ест за двоих!
Жена Авхимюка первая заметила у немой эпилепсию:
— Бабоньки, она же припадочная! Как бы не задушила сына, когда хватит ее падучая!..
Но тревожиться об этом пришлось недолго.
Однажды кринковские парни напоили немую до бесчувствия, и она померла на выгоне перед селом. Как ни просила Руселева Марыся священника, как ни задабривала его маслом и яйцами, хоронить некрещеную на кладбище в Острове он не разрешил.
Тетки еще раз прокляли город, откуда катятся все беды на село, которое его поит и кормит, и похоронили покойную там же, на выгоне. Мастера на все руки Голуба заставили обнести могилку оградой, а сироту отдали крепкому хозяину Долгому Станкевичу пасти гусей. Договорились, что хозяин окрестит сироту в Кринках.
Первые слова мальчик произнес только на шестом году. Выносливым и подвижным пастушонком, питавшимся свиной картошкой и спавшим в хлеву с коровами, хозяин был доволен. У Долгого Станкевича рос сын, хозяин решил вместо него в будущем сдать в солдаты пастуха.
Вскоре батрак обнаружил недюжинную силу. Когда пастухи начинали бороться, Станкевичев батрак клал на лопатки даже переростков или усаживал на плечи братьев Авхимюков и бегом тащил их через все село.
Никто не умел так ловко, как он, подобраться к воробьиному гнезду или выстрелить лягушкой, надув ее через соломинку.
Долгий Станкевич был католиком и все никак не мог решить: к попу или ксендзу вести ему мальчика? И тому и другому надо было платить за требу деньгами или рожью. Поразмыслив, хозяин махнул рукой.
Так и остался пастух некрещеным. Полторак — стали называть силача в Грибовщине.
ОДНОГОДКИ