Вершалинский рай

Дед ногтями разорвал луковицу пополам, обмакнул половинку в солонку, уставился на скатерть и как бы по принуждению стал жевать. Некоторое время старостиха с изумлением слушала, как хрустит луковица на зубах старика, еще раз переглянулась с мужем, и на ее напудренном лице появилось выражение крайнего недоумения и брезгливости.

2

Удовлетворенный пан Войтехович, утратив к старику прежний интерес, довольно бесцеремонно впихнул его в свой лимузин и приказал удивленному шоферу доставить пророка в Грибовщину.

— Подобного пассажира, Янек, сколько живешь, еще но возил, признайся?

— Да ведь он всю жизнь ездил только в навозной телеге! — в тон начальнику съязвил безусый юнец в кожаной куртке, насмешливо оглядев старика. — Ладно, машина выдержит! Старче, из машины не высовываться, это тебе не на печи со старухой!

Войтехович сиял, глядя на отъезжающий лимузин. Причина для радости была: отлично уладив дело пророка, он имел все основание рассчитывать, что служебное рвение его начальство заметит. Вернувшись в кабинет, староста долго не мог придумать себе занятие. Он внимательно оглядел свой кабинет.

На столе аккуратно сложены альбомы, стопа варшавских и заграничных журналов. Контрастируя с красным атласом, белеет за спиной силуэт орла. Хрустальная люстра, привезенная из Чехословакии женой, — ах, какой у нее тонкий вкус! — наполняет комнату светлым, звонким сиянием. Взгляд «маршалка» с длинными, как у моржа, усами на портрете кажется сейчас не таким суровым. Таинственно молчат телефоны.

Пану Войтеховичу вдруг захотелось поделиться радостью с женой. Только тут он вспомнил, что так и не пообедал из-за этого неопрятного старикана. Еще вспомнил, как хрустела пальцами Леокадия, — это у нее первый признак раздражения.

«Этот папуас мог вывести из себя кого хочешь, но что поделаешь, дорогая, служба!.. Ничего, девочка моя, мы сейчас тебя успокоим!» — нежно подумал он, глядя на фотографию жены в рамке, стоящей у чернильного прибора, и поднялся.

Насвистывая бравурный марш тореадора, начальник уезда отправился домой.

Все окна своей виллы Войтехович застал открытыми настежь. Служанки, руководимые расстроенной и брезгливо поджавшей губы пани Леокадией, кончали мыть горячей водой с содой цветастый шелк кресел, паркет и принимались оттирать стол, точно на нем наследила болонка.

ПАН СТАРОСТА ВСТРЕВОЖЕН

Давидюк вошел и застал Войтеховича не в настроении.

— Что ж, благодарю, — почти равнодушно принял староста пакет с деньгами. — Подарок от вас охотно беру и пересылаю деньги на строительство госпиталя святого Роха в Белостоке.

Еще больше удивился Давидюк, когда бог и царь уезда заговорил, не скрывая тревоги:

— А вы его нигде не встретили? Я же отпустил пана Эльяша часа два назад. У меня как раз были важные дела, и я послал его с шофером. Машина выехала из Соколки, и пан Эльяш велел остановиться. Вышел из машины и сказал, что пойдет пешком. Как ни упрашивал его мой Янек, пан Эльяш не послушался. Что за упрямец ваш старик!

По тону, каким говорил начальник, Давидюк сразу сообразил, что его шефа опекают, напрасно они волновались об Альяше.

Апостол осмелел до того, что перестал калечить польский язык, заговорил по-белорусски.

— На машине, пане староста, отец Илья не поедет! — Давидюк уже жалел зря потраченные деньги. — Согласно своему учению он может ездить только в повозке, в которой нет ни куска железа!

Отлично поняв собеседника без переводчика, староста заговорил с ним, как с равным:

— Служанки предупреждали, что старик не возьмет в рот скоромного, но я, признаться, не поверил: такой строптивец — и не захочет вкусно поесть?.. Но я ошибся, холера! Первый раз в жизни встречаюсь с таким оригиналом!

— Да, насчет еды он упрям, пане староста!

— Езус-Мария, перед его фанатизмом я снимаю шапку и уже не удивляюсь, что богомолки так стремятся к нему!.. Все сокольские служанки, пане Давидюк, теперь завидуют моим девкам: как же, прислуживали их Зевсу. Холера ясна, пан Эльяш человек слабый, не случилось бы чего-нибудь в дороге… Я послал Янека назад и спущу с него шкуру, если не найдет старика!

— Альяш от машины спрячется!

— Пан так думает?.. Тогда прошу — пусть пан Давидюк сейчас же едет сам, возможно, еще догонит старика!

— Не волнуйтесь, пане староста, ничего с ним не случится. Дождь перестал, песок хоть и мокрый, но уже затвердел, идти ему файно. Мы, мужики, народ выносливый, а пророк еще и под опекой божьей!

— Так-то оно так, но я очень прошу пана — езжайте сразу, не задерживайтесь в Соколке! «А нуж — виделец», как мы, поляки, говорим!

ДАВИДЮК ВСТРЕЧАЕТ АЛЬЯША

Он догнал, пророка уже под Тростянкой. Остановив буланчика, апостол слез с повозки и замер.

— День добрый, Илья!

Пророк не ответил, но друга это не обескуражило.

— Добрый день, Лаврентьевич, говорю!.. Ну как, не замучили тебя сокольские паны? — преданно глядя в глаза старцу, осведомился он с теплотой в голосе.

Не будучи, как всегда, расположен ни к шуткам, ни к излиянию чувств, Альяш и на этот раз ответил вопросом:

— Жернов для ветряка Пиня привез?