Вершина

– Ты думаешь он ещё жив? – задумчиво спросил Гомер, разбавляя принесенное вино колодезной водой.

– Кто знает, кто знает… Он очень умён, чтобы просто погибнуть или сгинуть где бы то ни было, – Ахиллес положил листок назад и почесал волосатую грудь под туникой.

– Я любил его, – сказал поэт, – но не стой, друг мой, присаживайся.

– Все любили Одиссея. Надеюсь, что он ещё жив, вернется к себе на Итаку, а затем поведает нам о своих приключениях. Да, наверняка, их было много.

– Могу себе представить, – медленно произнёс Гомер.

– Могу тебе поверить в этом, вы – поэты славитесь своим воображением, – Ахиллес отхлебнул разбавленного вина. – Уф, хорошо! Попробуй, Гомер.

Поэт задумчиво пригубил чашу и посмотрел на Ахиллеса. Тому стало явно получше, он расслабленно сидел на стуле, небольшой животик выпирал из-под туники. Никто не молодеет…

– Но что привело тебя ко мне, мой друг, в столь жаркий день? – спросил Гомер.

– Я давно собирался. Слышал, что ты закончил Илиаду, и её уже многие знают наизусть.

– Это так, нужно быстрее всё закончить. Стар я становлюсь. Глаза уже подводят, боюсь, ослепну раньше, чем закончу.

– Это я тоже слышал, – тяжело вздохнул Ахиллес, положив одну ладонь на свой животик. – Но если такое и случится, то любой готов будет помочь тебе. Стать рукою великого поэта – это честь.

Гомер отмахнулся, но было видно, что ему приятны слова друга.

– Визит мой как раз и связан с твоей поэмой, – продолжил Ахиллес.

– Как именно?

– Хотел я обсудить с тобой отдельные её моменты.

– Какие, например?

– В самом начале ты написал, если это верно мне прочитали:

«На день десятый Ахиллес созвал народ, по напущенью Геры.

Богини белокурой, что скорбию терзалась по гибнущим данайцам.

Когда ж собранье стало начинаться, явился и он сам,

герой наш, Ахиллес, ногами семенящий.»

– Всё верно, так я и написал, – сказал Гомер. Сама супруга Зевса направляла тебя.

– Так оно и было, я не возражаю, – сказал Ахиллес, – но ногами семенящий, это повторяется потом сотню раз в поэме.

– Это так, ты прав. Но такова твоя походка, Ахиллес, ты быстро передвигаешь ногами, ходишь быстрыми мелкими шажками, семенишь. Все, кто знают тебя, отмечают это, и моё дело, как поэта, описать каждого героя поэмы, отметив его отличительные черты и характеристики.

– Но, Гомер, друг мой, ты же – великий поэт, а Илиада – монументальное произведение, которым будут восхищаться тысячи поколений наших потомков! И ты пишешь – ногами быстро семенящий! Разве это поэтично?

– Да, ты прав, – задумался Гомер. А если так:

«В десятый день созвал всех Ахиллес на сбор,

ему внушила это Гера.

Богиня белокурая страдала, от гибели данайцев.

Когда народ уже собрался,

то перед ним герой наш, быстроногий Ахиллес,

мгновенно показался.»

– Быстроногий Ахиллес, – смакуя произнес гость. – Видишь, ты же можешь, когда захочешь? Ты, действительно, велик! Смысл тот же, а как звучит. Быстроногий!

– Ну вот мы и разрешили нашу небольшую проблему, – сказал Гомер, довольный, что угодил другу.

– Да, спасибо тебе, Гомер, только вот есть ещё один момент.

– Какой момент? – нахмурился поэт.

«Он в гневе меч свой обнажил,

и тотчас же Атрида бы убил.

Но много было их вокруг, не победить,

был вынужден себя он усмирить.»

– А здесь, что не так? Разве ты его убил? – изумился поэт.

– Да, ты прав, так и было, – начал успокаивать Гомера Ахиллес. – Но выглядит это, как будто я, Ахиллес, равный богам, испугался обычных людей.

– И что ты предлагаешь?

– Перепиши эти строки, Гомер. Ты же сам говорил, что мною управляли боги: Гера, Афина.

Гомер задумался, а потом прочитал:

«Он только меч огромный обнажил, чтобы убить Атрида,

явилась перед ним сама Афина, чтобы разум усмирить Пелида.»

– Так подойдёт? – спросил поэт.

– Так гораздо лучше, – согласился Ахиллес, – получается это не я испугался Агамемнона, а сами боги спасли его от моего праведного гнева.

Гомер тем временем закончил исправления:

«Ответил быстроногий Ахиллес богине,

как каждый день, как ныне,

я должен Гере и тебе внимать,

богинь великих волю исполнять.

Послушен я богам и гнев свой подавляю,

покорно меч свой острый опускаю.»

– Теперь, ты, наконец, доволен? – спросил Гомер Ахиллеса, беря в руки чашу с вином.