Вершина мира. Книга первая

На удивление мои тоскливые предчувствия не оправдались. Во второй же конторе ответили, что вполне могут справиться с моей просьбой. Нотариус оказался с благородной сединой на висках и понимающим сочувствием, светящимся в неопределенного цвета глазах. Таким, наверное, и должен быть стряпчий — в меру услужливый, в меру понимающий и безмерно хитрый с открытыми и невинными глазами прожженного мошенника. Он заверил, что отсутствие моего клейма на имуществе, вовсе не помеха, как и несоответствие сроков, хотя по первому набранному номеру из-за этого наотрез отказали. Я заулыбалась, слушая заверения стряпчего и, конечно, пообещала накинуть три сотни за беспокойство. Нотариус благосклонно закивал и назначил время на семь вечера сегодняшнего дня. Я немного помедлила с подтверждением встречи. Мне бы радоваться, а на душе отчего-то стало совсем паршиво и захотелось по возможности оттянуть этот момент, словно у меня еще оставалось место для шага назад. Нотариус не торопил, он спокойно ждал, наблюдая за моими колебаниями. Пауза затягивалась.

— Если ваше решение еще окончательно не оформилось, не спешите, подумайте еще раз, — услышала я его мягкий успокаивающий голос, — у вас достаточно времени до окончания законного времени, да и потом вы можете осуществить свое желание в любой момент. Никто вас не торопит, — он улыбнулся, — я надеюсь, наша контора простоит на своем месте еще достаточно долгое время, чтобы вы могли обратиться к нам.

— Извините, — улыбнулась я в ответ, — я просто целую ночь отдежурила и немного устала. Конечно же, мое решение полностью оформилось, я просто не знаю, какой у меня на сегодня график, — нагло соврала я, нотариус понимающе кивнул.

— Давайте сделаем так, — задумчиво проговорил нотариус, — я сделаю на сегодня предварительную запись, а вы в течение дня созвонитесь с моим секретарем, и сообщите окончательное решение.

— Да, пожалуй, вы правы, — я продиктовала поверенному свои данные и данные Влада, нотариус все записал, перечитал вслух, чтобы удостовериться в правильности написанного, и мы попрощались.

Я откинулась на спинку стула, устало закрыла глаза, намереваясь просидеть так оставшиеся от дежурства десять минут. Нужно было время, придти в себя, оказывается, я до последнего момента не верила, что все это всерьез.

— И что все это означает? — раздался над моей головой резкий от недовольства голос отца.

— Что именно? — чертыхнувшись про себя, переспросила я, не открывая глаз. Сколько он здесь простоял? Что именно успел услышать? Да и что мог услышать? Что я о чем-то разговаривала с нотариусом? Ну и что?

— Мне не нравиться то, что ты вытворяешь с Владом, — проинформировал он.

— А что я с ним вытворяю? — невинно поинтересовалась я. — Я его почти неделю не видела…

— Вот-вот я о том же, кто, скажи мне, дал тебе право гнать человека из дома?

— Из дома я его не выгоняла, — безразлично пожала я плечами.

— Он сказал совершенно другое!

— Из дома я его не выгоняла, — с упрямым спокойствием повторила я, чувствуя, как внутри нарастает обида вперемешку со злостью, он, мой отец, даже не потрудился выслушать мою точку зрения, — я его выгнала из своей комнаты, но не из дома, а это совершенно разные вещи!

— Это софистика!

Я с некоторой долей разочарования и сожаления взглянула на отца. Вот оно до чего дошло. Что ж, спасибо, за доверие и любовь. Я с минуту молчала, продолжая изучать родное лицо до недавнего времени самого главного мужчины в моей жизни, решая, обидится мне, рассмеяться или ответить колкостью вертящейся на языке. Отец принял мои размышления за признание вины.

Да уж, генерал, стареешь ты, стареешь, дальше носа своего не видишь, преступников колешь, с умным лицом рассуждаешь об их психологических портретах и обо всей остальной ерунде, о которой и знать-то не обязан, а дочь понять не сумел.

— И не думай, что я не слышал твоего разговора с нотариусом, — мрачно заявил он. — Что ты собираешься делать с Владом?

— Пока ничего, — задумчиво ответила я, а про себя добавила, по крайней мере, до семи часов вечера.

— Я тебя предупреждаю, — если ты его продашь, я от тебя отрекусь! — угрожающе отчеканил отец.

— Отречешься? — заворожено повторила я, удивленно глядя на него снизу вверх и пытаясь отгадать, шутит он или говорит серьезно, губы плотно сжаты, между бровей складка, нет, похоже не шутит.

И тут я разозлилась. Серьезно. Да так, что даже не стала спрашивать, откуда у него подобные мысли. И черт мне стал не брат. Мне некого бояться. Я уже несколько лет никого и ничего не боюсь, и никогда не буду бояться впредь. Так уж я устроена.

— Отречешься, — с легкой насмешкой проговорила я, и подалась вперед в своем кресле, положив расслабленные пальцы на подлокотники, — что ж, это твое право. Можешь начинать прямо сейчас.

— Аня, я не шучу, — добавил он в голос суровости.

— А я и не смеюсь, — холодно парировала я.

— И Влад сегодня же вернется домой! — поставил он точку в нашем разговоре и круто развернувшись, пошел прочь, не собираясь выслушивать ни моих протестов, ни колкостей.