Вершина Столетова

Работал Михаил над переделкой культиватора с таким увлечением, что даже не заметил, как кто-то подошел к нему сзади, и понял это только по тени, упавшей на раму культиватора. Михаил обернулся, и у него больно кольнуло сердце, а гайка, которую он привинчивал, выпала из руки и укатилась в траву: перед ним стояла Ольга.

Она была в том самом коротком, с узким поясом и простенькой вышивкой на груди, платье, которое очень молодило ее. Туго заплетенные косы двойным полукольцом свешивались на тонкую загорелую шею.

Михаил понял сразу, что Ольга пришла к нему по делу.

Она сказала, что Михаил, наверное, знает — засоленные участки, кроме ярового клина, есть и в других полях. Он ответил, что да, знает, видел и в других полях эту седую, похожую на золу, неживую землю, по которой идешь и нога тонет.

— Весной начали рассоление, — сказала Ольга, — хорошо бы теперь продолжить его. Хорошо бы вспахать зябь в два раза глубже, чем обычно. Решает это пусть сама бригада, потому что если дело дойдет до главного инженера, то вряд ли он согласится дать дополнительное горючее или тем более запасные части.

От кузницы подошел Гаранин. Видимо, они с Ольгой приехали вместе.

— А чтобы и твое начальство об этом знало, вот Илью Михайловича привезла.

Михаил усмехнулся: «За перерасход горючего не это начальство платить будет, а я… Да и если бы только за этим его привезла!..» Ольге он ответил, что поговорит с трактористами.

— Машины бы чуть поновей! А то ведь моим гробам и так-то всего: и горючего и частей — идет больше нормы. За сев полтонны перерасходовал…

— Ну, кое-какие части ведь тебе Галышев из своего запаса, кажется, уступил? — Гаранин посмотрел под культиватор, нашел в траве гайку и отдал ее Михаилу. — Или все равно не хватит?

Михаил вспомнил, как Гаранин на севе выговаривал ему за глубокую пахоту засоленных участков.

«Уж лучше бы не лез во все это, товарищ секретарь».

— С ними бы хватило, да мне и хочется, и не хочется его подшипники на свои трактора ставить.

— Это почему же?

— Соревнуемся мы с ним. А какое же это будет соревнование, если я Галышева на его же подшипниках объеду? Моей бригаде такая слава не нужна.

Гаранин и Ольга насторожились.

— Разве все дело в славе? Ведь Галышев-то тебе уступает части по-хорошему, по-товарищески, а ты…

— Что я? — теперь тоже насторожился и как-то весь напрягся Михаил.

— А ты вот так рассуждаешь, — ответил Гаранин.

Руки у Михаила дрогнули, ключ, глухо звякнув, упал на землю.

— Как умею, товарищ секретарь, так и рассуждаю, — сухо сказал он. — И, уж если на то пошло, вообще рассуждать проще, чем дело делать…

Михаил понимал, что говорил не то и не так, но ничего не мог поделать с собой. Жгучее, незнакомое чувство захлестнуло сердце, ослепило. Вряд ли это была простая ревность, потому что если он и ревновал Гаранина, то скорее не к Ольге, а к ее сыну. Привязанность Юрки к Гаранину была непонятной Михаилу и злила его.

Ольга первой заметила и поняла, что разговор пошел уже совсем не о том, с чего начался. Она растерянно, через силу, улыбнулась, и от этой улыбки лицо ее сделалось напряженным, некрасивым.

— Ты все-таки подумай, с ребятами поговори, — как ни в чем не бывало сказал Гаранин. То ли он был занят своими мыслями, то ли делал вид, что не замечает злых, прищуренных глаз Михаила. — Дело это важное, и горячиться тут не надо… Ну, что ж, Оля, а теперь — к Костину.

«Ну, конечно, так вместе и ходите. Только с каких это пор работа партийного секретаря стала сродни агрономической?!»

Ольга с Гараниным ушли. Михаил проводил их долгим, тяжелым взглядом и отер со лба пот, все еще чувствуя нервное подрагивание в пальцах.

Еще какой-нибудь час назад он готов был благодарно пожать руку Гаранину за то, что тот поддержал его, когда он выгнал Горланова. Надо думать, он же, секретарь, надоумил и Галышева поделиться частями… А вот вышло так, что облаял. Облаял ни за что ни про что. Глупо!

Михаил попытался продолжать работу, но руки плохо слушались, резьбы гаек не попадали на резьбы винтов. И ключ то и дело срывался, и отвертка не держалась в руках.

Михаил сложил инструмент и пошел в поле.

С плотины доносился визг и хохот купающихся ребятишек. В магистральном канале стояла большими лужами не успевшая высохнуть после полива вода.

Михаил обошел засоленные участки, прикидывая, много ли это будет. Не раз он говорил себе: «А на кой черт мне все это нужно? Разве что еще один выговор от Оданца заработаю…» Говорил и все-таки шел дальше.

Проходя на обратном пути мимо кузницы, он заглянул в стоявший рядом с ней бригадный вагончик. Вагончик ремонтировали, кузнец менял у него вконец износившиеся колеса. Михаил открыл замок на двери и вошел внутрь вагончика. Вот они, эти части. Все заводской марки, с густой жирной смазкой…

Михаил осматривал, ощупывал втулки, кольца, клапаны, и ему уже жаль было расставаться с ними, как со своими собственными. И не просто жаль. Зябь на большую глубину без них не поднять. Не выдержат машины…