Вершина Великой революции. К 100-летию Октября

Но в 1924 году умер Ленин. И силы, влияние Культурного Социализма были катастрофически ослаблены. Сталинская команда Швондеров брала постепенно всю полноту власти. Члены так называемой «ленинской гвардии» расстреливались в подвалах Лубянки или гибли за колючей проволокой ГУЛАГа. Ленинское политическое завещание было затоптано сворой получивших безраздельную власть казарменных псевдокоммунистических бюрократов. Надежды на Культурный Социализм угасали.

Сталинский «социализм» не был действительным социализмом, формацией, основанной на общественной собственности, социальном равенстве и народоправстве. Он был формацией, где собственностью реально владело и распоряжалось бюрократическое сословие. То была не общественная, а корпоративно-бюрократическая собственность. Там не было «свободного труда». Там не было народоправства, вся власть – и экономическая, и политическая – сосредоточивалась в руках бюрократического сословия; это была политическая диктатура бюрократии.

Вообще эта формация была сложным образованием, со сложнейшим переплетением мотивов деятельности различных социальных сил, с многовекторным историческим движением. Были там – особенно в сфере культуры и в сфере массового, «низового» политического сознания – и черты подлинно социалистической деятельности, питавшиеся импульсами, порожденными стихией массового освободительного движения в Октябре 17-го года. Но дирижерская палочка, направлявшая и определявшая всю деятельность социального «оркестра», была в руках класса бюрократии. Она, эта бюрократия (по-другому – «номенклатура») определяла общее лицо системы и логику ее движения.

Любопытно, что уже на ранних стадиях функционирования этой псевдосоциалистической, бюрократической системы (с конца 1920-х годов!), как было подмечено Юрием Лариным (известным экономистом и политиком той поры, хорошо знакомым изнутри с логикой той системы), бюрократическое сословие потянулось к богатству и обогащению и постепенно, потихоньку-полегоньку нацеливалось на то, чтобы превратить корпоративно-бюрократическую собственность в частно-бюрократическую, на то, чтобы приватизировать блага и привилегии, привязанные к их бюрократическим креслам. Отвязать бы их от этих кресел и привязать к себе, лично! Перечисляя способы «деятельности частных капиталистов» в эпоху нэпа, Юрий Ларин указывал на наличие их «соучастников» и «агентов» в государственном аппарате. «В составе государственного аппарата, – фиксировал он, – был не очень широкий, не очень многочисленный, измеряемый, может быть, всего несколькими десятками тысяч человек круг лиц, которые… служа в хозорганах… в то же время организовали различные предприятия или на имя своих родственников, компаньонов, или даже прямо на свое собственное. А затем перекачивали в эти частные предприятия находившиеся в их распоряжении государственные средства из государственных органов, где они служили. Совершив такую перекачку, они обычно оставляли вовсе госорганы и „становились на собственные ноги“». «Под лжегосударственной формой существования частного капитала, – пишет он далее, – я имею в виду то, когда частный предприниматель развивает свою деятельность, выступая формально в качестве государственного служащего, состоя на службе и получая служебные полномочия… На деле тут имеется договор между частным поставщиком, частным подрядчиком, частным заготовителем и государственным органом. Но формально этот поставщик, подрядчик, заготовитель и т. д., считаясь государственным служащим, действует не от своего имени, а от имени госучреждения… Одним словом, он пользуется всеми преимуществами, принадлежащими государственному»[53]. Так корпоративно-бюрократическая (государственно-бюрократическая) собственность рождала тенденцию своего перерастания в государственно-капиталистическую.