Вершина Великой революции. К 100-летию Октября

Имущие классы дореволюционной России были лишены этой культуры, а отсюда и мудрости своих западных собратьев. Своей безудержной жаждой обогащения любой ценой и безразличием к страданиям низших слоев общества они не ослабляли, а усиливали народное недовольство. Тем самым они подталкивали рабочих и крестьян к осознанию того, что революция является единственным реальным выходом из их тяжкого положения. В этом отношении показательной стала позиция русской буржуазии в революции 1905 года. В отличие от английской буржуазии XVII века, выступавшей на стороне парламента против короля, французской буржуазии XVIII века, выступившей за политические свободы и раздел среди крестьян принадлежавших аристократии земель, русская буржуазия поступила наоборот. Вместе с царем и помещиками поддерживала жестокие карательные действия властей против бастовавших рабочих и выступавших за раздел земли крестьян. В отличие от третьего сословия на Западе, русская буржуазия, за небольшими исключениями, не вышла из народа, а рекрутировалась из помещичье-бюрократических слоев и была далека от своего народа. За спиной российского имущего и правящего класса не было традиций и культуры, воспитывавших признание необходимости прав и свобод человека. Имея за спиной совсем другое прошлое, русская буржуазия была проникнута психологией традиционного для помещичества и бюрократии высокомерия и презрения к народным низам. В сознании прошлого имущего класса, как и нынешнего, рядовой человек был и остается лишь объектом эксплуатации и средством для обогащения элиты.

Ортодоксальные марксисты того времени (меньшевики) в чем-то напоминают своих антиподов – нынешних российских либералов. Первые сто лет назад, а вторые сейчас не видят причин, почему Россия не может жить по правилам Западной Европы. Но как одни, так и другие не прислушиваются к доводам оппонентов. Ведь в XIX веке сначала славянофилы, а затем в своеобразной форме народники убедительно показывали, что русская цивилизация отлична от западной и по этой причине не приемлет модели западного капитализма. В этой аргументации их марксистские оппоненты не увидели рационального зерна. Однако в последующем они не просто столкнулись с устойчивостью традиционных ценностей, но и стали жертвами того, чему не придавали значения. Русская самодержавная традиция после революции превратилась в сталинскую деспотию, прямо противоположную тому, за что изначально боролись революционеры.

Одним словом, в реальности проблема социалистической перспективы России, как мы постараемся показать ниже, оказалась далеко не такой однозначной, как первоначально представлялась марксистам. Урок истории, состоящий в том, что российская цивилизация отвергла капиталистическое будущее, не усвоен нами до сих пор.

Г. Водолазов Метод, теория, революционная деятельность. Плеханов и Ленин

Уроки Плеханова

Ультралевые сверхреволюционеры всех времен и народов преклонялись и преклоняются перед так называемым прямым «революционным действием»; к науке, теории они относились и относятся с нескрываемым презрением и враждебностью (слово «методология» вообще является мишенью для упражнений в острословии леваков). «Кто учится революционному делу по книгам, будет всегда революционным бездельником»; «не хлопочите в настоящий момент о науке»; «мы должны народ не учить, а бунтовать» – так писали ультрареволюционные бакунисты более ста лет тому назад.

Подобных восклицаний было немало и у идеологов «новых левых», еще недавно занимавших значительное место на авансцене политической жизни ряда западноевропейских стран. Так, Режи Дебре категорически высказывался против того, чтобы «овладевать настоящим, опираясь на предвзятые идеологические концепции и переживая это настоящее через книги». Теория, рожденная опытом предшествующих поколений революционеров, рассматривалась «новыми левыми» как «догма», как груз «прошлого», от которого должно быть «освобождено настоящее». «Освободить настоящее от прошлого», освободить спонтанное революционное действие от тормозов теоретических размышлений, освободить политику от теории – на все лады восклицали «новые левые» и – освободили свою политику от… принципиальности, логичности, последовательности. В результате система стойких революционных сражений была заменена отдельными, разрозненными вспышками бунтарских действий, перескоком от одной частной политической ситуации к другой, от одной крайности в другую; во Франции, например, гошисты хватались за решение то одних, то других «горячих» вопросов, которые подчас сознательно и хитроумно, дабы отвлечь от действительных проблем, подсовывались консервативными силами.