Вершины и пропасти

Вопрос был с подвохом; Фог нахмурилась.

– Ни то, ни другое, – сказала она наконец. – Ишма у нас очень молод, ему и пятнадцати нет. За него правят советники, евнухи и наложницы, и никто из них не набрал ещё столько власти, чтобы замыслить сложную интригу. Но если б он узнал о работорговле, то мог бы, наверное, подумать, что это не его дело… верней, что ему выгодней не вмешиваться, потому что всё происходящее ослабляет север.

Телор поморщился:

– Мы и так вам не соперники. В одной Шимре две сотни кимортов, а в целом Ишмирате, верно, с полтысячи. – Он пригубил кисловатое подогретое вино и чуть смягчился. – А у нас едва ли два десятка, включая меня – это в Хродде, а всего-то не больше сорока, из которых взрослых половина только… Нет-нет, это на место поставь, тебе рано ещё.

Он ловко забрал у неё кубок с вином – и поменял на такой же, только с настоящим восточным чаем из наместничьих запасов.

«Значит, сражаться, карать работорговцев и спорить с лоргой – так я взрослая, а пить – ребёнок?» – с толикой обиды подумала Фог, но спорить не стала, тем более что пьянела она и впрямь слишком быстро. И продолжила как ни в чём не бывало:

– Цех тоже не станет покрывать работорговлю кимортами. У моего учителя там было много друзей, и никто бы такого не потерпел, а открыто выступать против них… – Она с сомнением качнула головой. – Беда в том, что они слишком заняты своими делами: кто-то странствиями, кто-то исследованиями, кто-то трактат пишет; политика же им не интересна. Сколько государей они повидать успели? С дюжину, а кое-кто и больше. Восстания, перевороты, войны… Всё это им давно наскучило. И, пожалуй, если бы нашёлся кто-то достаточно беспокойный, жестокий и подлый, чтобы помочь работорговцам, в цехе бы его могли и не заметить. – Фог помолчала, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить, и на мгновение ощутила призрачный сладкий аромат и тёплое, дурманящее прикосновение розовых волн морт – тоже призрачных. – Особенно если б этот кто-то был дружен со всеми, а многими любим; если б он был вхож во дворец ишмы и имел влияние на государя; если б ни таланта, ни усердия ему не досталось, и он бы захотел отомстить тем, кто больше одарён…

Она замолчала, и в наступившей тишине отчётливо стал слышен треск хвороста в костре; остальные же звуки – звяканье бубнов и трели флейт, песни, хохот и говор – отдалились, точно оказались где-то за незримой стеной.

– Ты так говоришь, словно знаешь уже, кто это может быть, – произнёс Телор, недобро сузив глаза, и стал похож снова на гневливого лесного духа, покровителя ранней весны.

– Может, и знаю, – тихо ответила Фог. Имя давно вертелось на языке, и, по правде сказать, она уже почти уверилась, что не ошибается, но обвинить кого-то знакомого было нелегко. – Есть одна женщина… Нынешнему ишме она приходится двоюродной прабабкой в десятом, что ли, поколении. Она принцесса по рождению: её мать приходилась сестрой тогдашнему ишме, а отец был кимортом из цеха. Воспитывал и обучал её друг моего учителя, вернее, подруга, которая отправилась исследовать пустыню, да так и не вернулась… И сейчас я уже задумываюсь: а было ли это случайностью?

– Имя! – не то попросил, не то приказал Телор.

Фог облизнула пересохшие губы и продолжила так же вполголоса, точно опасаясь собственных выводов:

– Эта женщина отправила меня в Дабур, зная, что город охвачен эпидемией – и что кимортов там одурманивают и продают в рабство. А перед тем попыталась извести дважды: сперва направила к капитану, который занимался контрабандой и потому чужаков на своём дирижабле не любил, а затем наслала бурю. Но с капитаном я нашла общий язык, а от бури сбежала, – слабо улыбнулась она. – Её зовут Дуэса Шин-раг, и, думаю, именно она явилась к Лиуре, чтобы сломить его волю: женщина-киморт в золотых и пурпурных шелках, чьё лицо скрыто за вуалью, окутанная дурманной морт.

Лиура ничего не ответил, только кивнул и как-то резко колени сдвинул, точно защищаясь, а ещё обхватил себя руками, хотя сидел у самого огня. Онор же не стала дальше слушать. Бросила вскользь, что устала – и пошла прочь, не оглядываясь, и морт клубилась вокруг неё, как грозовые тучи.

Взгляд у Телора потемнел.

– Та же мерзавка, похоже, надоумила Радхаба надругаться над Онор и зачать ей ребёнка, – глухо сказал он. – Полагаешь, что напыщенный старик, который свидетельствовал против тебя, сообщник этой Дуэсы?

– Возможно, – кивнула Фог. – Мой… мой друг-капитан упоминал, что видел вместе с Дуэсой чаще всего двух кимортов: высокого седовласого мужчину в багряных одеждах и женщину, одетую по-мужски, с изумрудами в волосах.

– Похож, – вздохнул Телор. – Ну, с твоим приятелем я попозже поболтаю. Но если ты права, то дело скверное. Против лорги идти, по которому давно погребальный костёр грустит – это одно, а против двухсотлетнего киморта, да ещё и с сообщниками – совсем другое.

Эсхейд задумчиво перекинула косу через плечо.