Вершины не спят (Книга 2)

И вот наступил день, когда Жансох вынужден был освободить свою комнатку и переселиться в общежитие к ученикам, — Казгирей приехал.

В интернате не сразу узнали об этом, а лишь после того, как чей-то незнакомый голос начал раздаваться то на дворе, то на кухне у Матрены. Казгирей приехал незаметно, не так, как в первый раз, не на великолепном «линкольне» Инала и даже не на разбитом «фордике» Шрукова, а на линейке, с чемоданчиком, кое-что было еще завернуто в бурку. Как раз в этот момент Лю и Сосруко, окруженные толпой ребят, может быть, в сотый раз рассказывали, как ловко Жираслан увел знаменитого коня Эльмеса.

—     Эх, если бы у вас был револьвер, — неожиданно пропищал Аркашка, — вы бы взяли его в плен. Тр-р-р. — Аркашка повел правой рукой с воображаемым револьвером и вдруг замер: прямо по направлению предполагаемого выстрела стоял статный джигит — это был долгожданный Казгирей.

—     Здравствуйте, джигиты просвещения, — приветствовал он новых своих подопечных, — кого же это вы расстреливаете?

Аркашка, смутившись, потупился и молчал. Вообще получилось совершенно так, как в то утро, когда неожиданно в дверях появился милиционер Ахмет, впрочем, с той разницей, что появление Ахмета испугало, а появление Казгирея обрадовало ребят.

Замешательство быстро прошло, все почтительно окружили Казгирея. Сосруко, чувствуя себя старшим среди других, сказал:

—     Салям алейкум, Казгирей. Это не в тебя стреляли, в Жираслана.

—     Алейкум салям, — отвечал тот. — Я думаю, что пока нет необходимости хвататься за оружие, давайте лучше возьмемся за перо, за книгу, за музыку... Есть много прекрасных вещей на свете, кроме винтовок и кинжалов... Давайте в самом деле будем джигитами просвещения. А?

Так произошла первая встреча нового заведующего интернатом Казгирея Матханова с его воспитанниками.

Стараясь хоть чем-нибудь утешить смущенного Жансоха, Казгирей оставил его своим помощником. Но теперь Жансоху не приходилось, как прежде, сбрасывать одеяла с ленивцев или брызгать на них по утрам холодной водой. Сосруко вскакивал даже раньше других и каждый раз с вопросом:

—   Казгирей не искал меня?

Ребята смеялись: мол, действительно искал, чтобы послать на стройку в агрогород, но не решался разбудить.

А Лю как-то брякнул:

—   А как же Казгирею подойти к твоей кровати, когда у тебя под подушкой колотушка от барабана!

Сосруко метнул грозный взгляд в сторону Лю и многозначительно заметил:

—   Валлаги! У меня под подушкой больше, чем только колотушка от барабана.

Лю понял его. И с тревогой подумал, что это неосторожно — держать под подушкой револьвер. Он, Лю, аккуратно обмотал свой револьвер тряпками и закопал в надежном месте во дворе еще несколько ночей назад.

До завтрака Лю сбегал в комнату к Казгирею. Лю никогда не видел прежде такого одеяния, какое по утрам носил Казгирей. Он был в остроносых турецких домашних туфлях с загнутыми носками и в пестром шелковом халате. Он, как всегда, приветливо встретил Лю.

Лю тяготился необходимостью таиться от Казгирея. Случалось, он и ночью просыпался и спрашивал сам себя: хорошо ли это, что он не говорит Казгирею о тайне своей и Сосруко, о том, что у них есть револьверы, о том, что они собирают порох и пули? Но сказать об этом Казгирею было так же трудно, как и не говорить. Все в старой комнате выглядело теперь по-другому. Кровать, на которой еще так недавно лежал ушибленный Лю, Жансох покрывал простым серым одеялом, теперь же она была застлана красивой леопардовой шкурой. На стене была развешена бурка, на бурке скрещены кинжалы... А книг! Лю никогда не видел столько книг. Были тут и тяжелые китапы, арабские книги, страницы которых покрыты вычурными письменами; но Лю больше нравились русские книги, в них встречались интереснейшие картинки. Казгирей обещал, как только Лю начнет бегло читать по-русски, подарить русскую книгу для чтения, в которой много стихов (Лю особенно нравилось, что стихи напечатаны длинными столбиками). Кабардинские книги-учебники отпечатывались латинскими буквами, но Лю знал от Астемира, что скоро и кабардинские книги будут печататься не латинскими буквами, а русскими. Об этом говорил и Казгирей.

—     Да, Лю, скоро будет установлен русский алфавит. Ты должен хорошо овладеть русским языком, если хочешь быть настоящим просвещенным джигитом.

—     А просвещенный джигит может скакать на коне и стрелять? — спрашивал Лю.

—     Валлаги, может. Просвещенность всему помогает. Просвещенный джигит и на коне держится красивее, чем непросвещенный. Но теперь, Лю, близится время, когда в руках лучше держать книжку, чем кинжал. Это хорошенько запомни. Говори это и товарищам.

— Когда же так будет? — не терпелось Лю. — Когда построят агрогород?

—     И агрогород поможет. Но главное зависит от нас, от нас с тобой. — И вдруг Казгирей Спросил: — А скажи мне, Лю, этот маленький Таша, Цыш, как вы его называете, он, оказывается, брат Ахья, сын балкарца Казмая?

—     Да, Цыш сынок Казмая, брат Ахья.

—     Это тот самый мальчик, который держит уразу?