Вершитель судеб (ЛП)

губах, она ощутила покалывание его щетины у рта, запах корицы от чая,

услышалапрерывающийся его вздох, растворяясь в нем.

Он продвигался вперед медленнее, чем в машине, покусывая ее нежную губу, проходясь

языком по ее губам, поглаживая вверх-вниз пальцем по ее руке, бормоча про ее

щелковистую кожу. Ее сердце с каждымударом все ускорялось и ускорялось, как и в

прошлый раз, когда его кожа находилась напротив ее, она возбудилась, словно он

дотрагивался до ее затаенных, самых чувствительных частей тела.

Битва между столь сильным желаниеми таким же сильным страхом, подталкивала ее в

пропасть, из которой она была уверена не сможет уже выкарабкаться. Она схватила его за

руки, боясь, ухнуться с головой в эту пропасть, понимая, что он же и подталкивал ее туда,

но при этом был тем единственным, кто удерживал ее в воздухе.

Его губы путешествовали вниз по ее щеке, потом по шее, вдоль ключицы. Он прошелся по

изгибу языком, скользя по трепещущей жилке на шеи. В тишине его стон, словно

прогрохотал, как гром, и она притянула его ближе к себе, инстинктивно, обхватив за шею,

зарываясь ногтями в спину толстого махрового халата.

Его губы следовали за руками, пока он раскрывал маленькие кнопки ее шелковой

пижамы, обнажая ее груди. Она подалась вперед к его ласкам, смакуя ощущенияот его

шершавой, горячей руки на своей нежной коже. Она желала, рвалась к нему на встречу, и

вдруг у нее сработала сигнализация. В голое раздался звоночек предупреждения, страх

захватил ее в свои когти и сжал ей грудь. Она ахнула, поскольку на нее накатила

настоящая паника, она почувствовала ее. Боже, она почувствовала. И с ней пришла

отрезвляющая мысль, что она не может себе этого позволить, она не может себе позволить

разбиться на миллион маленьких осколков, которые никто и никогда не сможет склеить

снова.

* * *

В ту же секунду, как только ее желание сменилось страхом, Дерек понял, несмотря на то,

что был зажат в тиски страсти, он отстранился на долю секунды, чтобы взглянуть ей в

глаза, она не могла дышать.

— Лондон? Милая, что случилось?— спросил он, как только ее рука метнулась к горлу.

Она продолжала учащенно дышать, ее большие глаза смотрели на него с отчаянием. Он

стал осматривать ее лицо и шею, пытаясь найти ушиб или что-нибудь еще, чтобы понять,

что происходит. Затем он увидел, как побелело ее лицо. Господи Иисусе, что он сделал с

ней?

— У тебя что-то болит? — спросил он, удерживая ее за плечи, чтобы она смотрела ему в

глаза.

Она с трудом покачала головой, затем кивнула, готовая заплакать. Ее дыхание стало более

спокойным, появился легкий румянец, и она опустила голову вниз, не в силах справиться

со своим унижением. Он вдруг осознал, что это чисто эмоциональное. У нее начался

приступ паники от его действий. Его сердце сжалось внутри, и он приподняв, посадил ее к

себе на колени.

— О, Боже, что я с тобой сделал?— прогудел он, прижимая ее к себе, она попустила

голову ему на грудь.

Он гладил ее по волосам точно также, как час назад проделывала она с ним, и окутывал ее

своими объятиями.

— Все хорошо, — тихо произнес он. — Как бы то ни было, обещаю никогда не буду

делать этого снова.

Рыдания прорвались наружу из самых глубин ее души, звук был наполнен такой болью,

которую он никогда не чувствовал. Ее боль была настолько сильной и оголенной, что ему

захотелось вскочить на ноги и раздавить незримого врага, даже если этот враг был он сам.

Постепенно ее дыхание наконец-то успокаивалось, и она расслабилась в его объятиях, он

стал напевать ей песню, которую им пела мать, когда они болели или снился плохой сон.

Песня была очень давнишней, такой как мир, но по сей день она успокаивала его, и на его

iPod было загружено не меньше пяти различных вариаций.

— Ты мое солнышко? — спросила она слабым голосом, приподняв голову, чтобы

взглянуть на него.

Он кивнул.

— Мама пела ее нам—брату и мне. Прости, я плохо пою, у нее получалось намного

лучше.

Она слабо улыбнулась, и у него быстро пронеслась мысль, что он мог бы поставить

цельюсвоей жизни — заставить ее улыбнуться в полной мере, и он также подумал, что ее

улыбка никогда не достигает глаз. Это было еще одним предупреждением для него,

многого он не знал об этой женщине. Например, что украло ее улыбкунавсегда. Или о

том, что способно разбить сердце и разрушить егокарьеру. И все же, он вернулся,

несмотря ни на что. Вернулся в ее дом, остался с ней, переживая ее боль, как свою, ее

безопасность и задаваясь вопросом — впустит ли она когда-нибудь его в свою жизнь? Он

замечал предупредительные сигналы, исходящие от нее (он не дурак), но просто не

обращал на них никакого внимания.

— Мне нравится. Мне нравится, когда ты поешь, — она вздохнула и ближе прижалась к

нему. Он поглубже уселся на диван, ее мягкое тело, словно теплое одеяло, накрывало его

ноющие и напряженные мышцы.