Вершитель судеб

Лондон следовало более внимательно проверять звонки. Она не знала номер, не имя, и она была в самой гуще поднятого ажиотажа СМИ, и это должно было заставить ее поступать более осмотрительно. Анонимный номер неизвестного абонента. Но прежде чем ее разум стал логически мыслить, призвав ее к осторожности, она ответила на звонок:

— Алло?

На долю секунды воцарилась тишина на другом конце провода, затем Лондон услышала крохотный вздох. Всего лишь один крошечный вдох, который она узнала, и голос, заставивший ее вывернуться на изнанку, как родное старое пальто.

— Лондон, пожалуйста, не вешай трубку, — густой голос Фаррах Амид.

Лондон стиснула зубы, в глазах появились колючие слезы. У нее сдавило дыхание, перед глазами все поплыло, и она прислонилась к стене, у которой стояла.

— Как ты узнала этот номер? И что ты хочешь? — ее собственный голос был едва громче шепота.

Она услышала, как с трудом сглотнула Фаррах, и хотя она никогда не видела, чтобы ее мама плакала, но Лондон поняла, что так она попыталась сдержать рыдания.

— Мне необходимо было выяснить, что с тобой все хорошо, — ответила Фаррах. — Я видела новости неделю назад, и через одного из репортеров смогла найти твой номер. Мне необходимо было услышать тебя, и понять, что с тобой все в порядке.

Лондон подошла к окну. Пресса обнаружила ее местонахождение этим утром, и каждый раз, когда она выглядывала в окно, газетчиков становилось все больше и больше, словно стервятники, поджидающие дичь. Затем она перевела взгляд на газету, лежащую на столе, с кричащими заголовками о покушении на Мелвилла.

— Со мной будет все в порядке, если все оставят меня в покое, — ответила она, — но не думаю, что такое произойдет в ближайшее время.

Повисла напряженная пауза, обе молчали, боясь вздохнуть, Лондон и женщина, родившая ее, впервые за десять лет, обмолвились словами. Если бы боль стала осязаемой и смогла бы отразиться в пространстве, то это был бы точно такой момент, Лондон чувствовала каждой клеточкой своей кожи, разрываемую печаль, сожаление и тоску.

— Это правда? — спросила Фаррах. — То, что пишут в газетах.

У Лондон тут же сжался желудок, и она зажмурилась, разозлившись от боли, пронзившей ее грудь.

— Что именно? Что я проститутка? Да. Что Джейсон Мелвилл был одним из моих клиентов? Да. Что я встречаюсь с Дереком Эмброуз? Это сложно.

— Хабиби, — произнесла мать, используя арабское ласковое слово, так она называла Лондон, когда та была маленькой.

Лондон больше не могла сопротивляться. Слезы потекли по лицу, и она закусила губу, стараясь не издать ни звука, но глубоко у нее в груди клокотал крик, давил на ребра, пытаясь вырваться на волю, освободившись после десяти долгих, тяжелых лет.

— У меня болит за тебя сердце, — продолжила Фаррах. — Пожалуйста, позволь мне помочь тебе, хоть как-то. Позволь мне забрать от тебя эту ношу. Чтобы ни случилось в прошлом, мы сможем это выяснить позже. Теперь, позволь мне помочь тебе. Я могу дать деньги, я могу нанять адвокатов, я могу избавить тебя от всего этого. Мы можем поехать отдохнуть куда-нибудь. Все, что ты хочешь.

Лондон почувствовала себя выжатой и голой … стены из бетона, которые она отлила вокруг своего сердца, стали давать трещины и рушиться. Это было ужасно, и все же она хотела, чтобы так произошло, она жаждала этого очень давно, как наркотик.

— Не думаю, мама, — она с трудом проглотила комок в горле. — Я не могу. Сейчас нет.

Мать опять вздохнула одним из крошечных вдохов, и дрожащим голосом произнесла:

— Хорошо. Я понимаю. Я не хочу на тебя давить. Ни в коем случае. Я никогда не заставлю тебя сделать то, что ты не хочешь. Но могу ли я еще позвонить тебе? Может через несколько дней? Просто поинтересоваться, как ты. Ответишь ли ты на мой звонок? Прошу тебя, — отчаяние прорывалось из слов, Фаррах резко, со страданием вздохнула на другом конце линии.

Ее слова полностью разбили самоконтроль Лондон, больше вынести она уже не могла. Она разрыдалась, слезы лились ручьями, ловя ртом воздух, Лондон ответила:

— Да, — и решительно кивнула головой, хотя ее никто не видел. — Да. Звони. Я возьму трубку. Я должна сейчас идти. — Ей нужно завершить разговор до того, как он окончательно прикончит ее.

— Хорошо, Хабиби. Я скоро позвоню тебе. Пожалуйста, бериги себя, моя доченька.

Лондон подавила очередной всхлип и отключилась, упав на пол в слезах от боли, которая росла и копилась десятилетие. И где-то глубоко у себя внутри, она задалась вопросом, как она позволила этому всему случиться?

Разрешение навестить Мелвилла пришлось на пять вечера, и Дерек запихнул подальше свое раздражение от того, что ему еще на два часа придется отодвинуть встречу с Лондон. Стоя в лифте больницы, он раздумывал над тем, что похоже сенатор не пользуется такой популярностью, как предполагалось. Да, в вечерних выпусках новостей, а также в дневных и утренних давался полный отчет о его здоровье. Но перед больницей было полное затишье относительно средств массовой информации, только двое репортеров стояли у входа, и, скорее всего, ни один из них даже не обратил внимания на Дерека.