Так абсолютизация классового деления общества, классового подхода к различию мнений и вынос диктатуры как формы правления за рамки исторического предназначения обернулись народной драмой, нарушив логику последовательно прогрессивного развития страны.
Поскольку задача ликвидации классового врага была исчерпана, органы насилия подлежали упразднению или частичной, со значительным сокращением в численности, передаче от правительства в ведомство министерства обороны, для защиты страны от возможных происков разведслужб и диверсантов. И ни в коем случае при этом не быть орудием междоусобной разборки в идейных отношениях. Правительство вообще не должно иметь силовых структур в управлении в качестве аргумента при выработке и реализации той или иной концепции общественного развития.
С окончанием классовой борьбы и переходного периода, как писали программные марксистские документы, «государство отмирает, переходя от управления людьми к управлению вещами и производственными процессами». Оно становится техническим, а не идеологическим государством. В этом суть великого освобождения страны от классового наследия в человеческих взаимоотношениях людей.
Их несовместимость была ясна Марксу и Энгельсу уже в XIX веке. И марксистская наука сделала вывод о капиталистической формации как последней из антагонистических формаций по прогрессивной линии развития. А Великая Октябрьская Социалистическая революция и последующее образование СССР подтвердили их выводы практически.
Но искажения, внесенные в развитие собственной страны Сталиным, другими генсеками и, в особенности, Горбачевым и Ельциным, похоронили радужные надежды евразийского народонаселения Советского Союза, а вместе с ними и успехи друзей-соседей, стран народной демократии. Победа либералов в нашей перестройке оказалась возможной не в силу истинности либеральной парадигмы, а в силу того, что рабочие уже перестали быть классом и не могли организоваться для протеста, а партийные боссы давно освободили себя от защиты их интересов. Подобная же зависимость теперь и в США, Англии, других странах, где рабочие находятся под каблуком менеджмента и пристегнуты профсоюзами к интересам собственников.
Классы как классы всюду практически выродились и после второй мировой войны, перемешавшей народы и перемоловшей социальные слои, впали в экономическую прострацию и деклассировались. Люди начали искать обеспечение своего существования не в общественном единении, а в личных и местнических связях. Их партии, больше думающие о своем элитарном статусе, перейдя к новым обозначениям /
С убийством /или
Массам не под силу ориентироваться в спиралях общественных перверсий. Их дезориентируют и обманывают СМИ, ТВ, печать. И на фоне идеологических извращений люди отвернулись от марксизма. А его, однако, следовало развить далее и вглубь, тем более что истина была на виду, ломилась во все двери и требовала новых определений…
Так в предвоенном 1940-м и, послевоенном, 1950 годах в стране было зарегистрировано соответственно 526 и 555 тыс. человек рационализаторов и изобретателей. Т. е. почти равно! А в 1955 – уже 1139 тыс., в 1965–2935 тыс., в 1975–4336 тыс., а к середине 80-х, т. е. к выходу Горбачева в верхи – почти 14 млн. чел./данные ЦС ВОИР/. Такого не было ни в одной стране.
Кто же такие рационализаторы и изобретатели? Это люди, которые совершенствуют старые и творят новые орудия труда, более эффективные. Так вот, репрессии массам показали, а новую движущую силу – скрыли. А люди эти уникальны.
Человек