Вершковинка (СИ)

- Найду, - улыбнулась урукхайка. - А матушка тоже из альвов?

- Нет. Я примачка.

- А звать тебя как?

- Веришка.

Женщина извлекла из-под лавки объемистый узел.

- А вот посмотри-ка, Веришка, какой у меня товар. Вдруг, что да приглядишь для себя. Или для матушки.

И на дощатый стол урукхайка выложила костяные и деревянные гребни, щетки из кабаньей щетинки, цветные ленты, шпильки и повязки для волос, бисерные низки, и прочую девичью радость. У Веришки разбежались глаза. Такого богатства и на осеннейярмарке не бывало. Урукхайка тем временем расхваливала свой товар.

- Гребешок костяной - в самый раз для твоих кос. Волос не задерет, зубец не сломится. Дай, причешу тебя.

И альва, поддавшись соблазну, опустилась на лавку подле торговки. Та сноровисто распустила молочную косу, и провела по волосам гребнем. Приподняв светлые пряди, торговка погасила усмешку. На шее девочки, под самым затылком, разглядела онатайный знак - метку альвийского клана. Заплетая замысловатую косицу из тридцати прядей, урукхайка осторожно срезала светлый локон. За этим странным занятием, не переставая поить будущего ратника, исподволь наблюдал гмур.

- Ну, вот и готово. Словно княжна альвийская! – похвалилаурукхайка и подала Веришке зеркальце.

Когда довольная Веришка покинула трактир, вербовщик подсел к урукхайке.

- Что это ты, Гуртрунг, к ней так ласкова? - усмехнулся он. – Не иначе, прибыток почуяла?

- Какой там прибыток, - отмахнулась урукхайка, – десяток орешков. Просто девчушка понравилась.

- Чтобы тебе – да альва понравилась?! Цхе… - недоверчиво хмыкнул гмур.

***

Зыбкий болотный туман полз вверх по склону, поросшему багульником. На склоне, привалившись спиной к древесному стволу, сидела Гуртрунг. Она отрезала острым ножом тонкие полоски с куска вяленого мяса и медленно их пережевывала, созерцая тоскливый пейзаж. Дом уже близко. Эти бесконечные полупустые болота – её родина. Всё, что альвы некогда оставили урукхам. Они загнали её племя в эти вздыхающие, стонущие, пахнущие тухлой водой и гниющей травой топи. Загнали и вскоре пожалели об этом. Потому что эти болота дали урукхам богатство, которыми не владело более ни одно племя Линдмарта. Болотную смолу и горючую землю.

Гуртрунг встала, завязала заплечный мешок и стала спускаться в туман. В мешке, бережно завернутый в кусок холста и упрятанный на самое дно, ждал своего часа залог будущего благополучия, процветания и безопасности урукхов. Оружие, которое будет посильнее тысячи горшков с горючей смесью - прядь белых альвийских волос.

Город Узгхаш, разбросанный среди болот на островках твердой земли, проявился в тумане первой заставой. С двух вышек по сторонам укатанной дороги её окликнули дозорные.

- Имя?

- Гуртрунг Быстроногая из рода Горшуга.

Тишина была знаком, что можно продолжить путь, и Гуртрунг уверенно ступила на дощатые мостки.

Её дом былпуст и холоден. Муж Гуртрунг давно умер от ран, дочери уже были замужем. Урукхайка сбросила ношу, сняла плащ. Разжигать огонь, чтобы просушить отсыревшую хижину, не стала - новость, принесенная из Аддарии, была слишком важна, чтобы медлить, и Гуртрунг отправилась к королеве.

В бревенчатом доме, принадлежавшем королевской семье, она не застала никого, кроме служанки из людей.

- Где Нуурдаг? – Гуртрунг окинула взглядом помещение и постучала ногой по ведру с водой.

- На Мастеровой поляне, - подняв голову от скребка и утирая пот, ответила служанка.

Гуртрунг направилась туда, в самую середину болот, где находилось сердце урукхайской военной мощи. Мимо неё, пыхтя и исторгая клубы вонючего дыма из закопченных труб, прополз огневоз. Урукх-возчик кивнул женщине и, открыв заслонку, швырнул в печь темный брусок. Гуртрунг ухватилась за деревянный борт и взобралась на грузовую платформу.

Гул, лязг, шипение и пыхтение можно было услышать издалека. У жарких перегонных печей, крутя насосные вороты и раздувая громадные меха, трудились те, кто избег смерти от меча или стрел. Исхудавшие полуголые тела пленных были покрыты слоем копоти и грязи. От печей через поляну тянулись толстые кованые трубы, притопленные в болотной жиже. Заканчивались они на дальнем краю поляны в огромных, обмазанных глиной, закрытых ямах. Более тонкие трубы, словно стволы обгорелых деревьев, высились по обширной поляне. С их верхушек срывалось пламя, освещавшее Мастеровую поляну и её окрестности в темное время - работа шла непрерывно.