Вершковинка (СИ)

Веришка подтянула миску и покорно принялась за еду. Она уже поняла, что с Гуртрунг шутки плохи. Урукхайке чужды были жалость, сострадание, и слезы её нисколько не трогали. А отказ от еды был чреват насилием – Гуртрунг зажимала девчонку меж могучих коленей и насильно впихивала ей еду в рот. Потом стискивала челюсти альвы, и та, давясь и пуская носом пузыри, глотала. И так до тех пор, пока миска не опустеет.

- Эй,- урукхайка стукнула по плечу плетущегося мимо слугу-человека из пленных. – Принеси молока.

- Молока нет, - промямлил тот, останавливаясь и пялясь с удивлением на Веришку.

- А что есть?

- Пиво есть. Вода.

- Что еще? Для неё, - кивок в сторону альвы.

Подручный почесал макушку, выскреб из-под ногтя грязь.

- Взвар яблочный можно.

- Неси.

Бедность кабацкого меню искупалась ценой. За полбу и пару кружек взвара Гуртрунг расплатилась медным орешком.

Из-за межплеменных усобиц почти все кабакиЛиндмарта прекратили свое существование. Кормежка, как и врачевание, по-первости считались делом нейтральным. Но кабацкий нейтралитет оказался штукой хрупкой. И вот уже жгут альвы кабак, в котором кормилась гмурья рота. А нольвы в соседней деревне вешают кабатчика, попотчевавшего друдов. Однако трактир, в котором остановилась Гуртрунг, худо-бедно держался. В основном потому, что стоял на территории союзных племен – нольвов, гмуров и урукхов. Кабатчик-гмур, привечая и тех, и других, и третьих, втихомолку молился, чтобы не покрошили недолговечные союзнички друг друга в его заведении вместе с ним.

Дверь распахнулась, и в кабак ввалилась ватага из шести гмуров. Коренастые, бородатые парни, в кольчужных рубашках поверх грубой шерстяной одежды. На ногах - мохнатые медвежьи торбасы, за спиной на войлочных плащах – тяжелые секиры и арбалеты. Вместе с ними вошли трое наемников-людей.

- Хозяи-ин! Пива и мяса!

Грохот низких голосов заставил Веришку сжаться.Гуртрунг недовольно, но без страха,покосилась на вновь прибывших. А гмуры и люди, гогоча, топая и со скрежетом ворочая скамьи, рассаживались за соседний стол. Подошел хозяин, разводя руками, сообщил о скудности меню.

- Какая еще полба?! – возмущенный ор перекрыл голос кабатчика. – Ты глухой? Пива и мяса!

- Ну, нету мяса, хоть убейте, - хозяин воздел руки. – Ежели б было, неуж утаил бы?!

Гмуры, наконец, сдались, и хозяин ушел на кухню.

- Во дворе мул стоит, - услышала Веришка одного из гмуров. – Можно его покрошить. А хозяину принести извинения от нашего землячества.

Остальные одобрительно захохотали.

- Я тебя сейчас покрошу, - отозвалась Гуртрунг. – Пусть земляки твоими потрохами лакомятся.

Гмуры оглянулись на голос, с удивлениемразглядывая урукхайку и зажавшуюся в уголок альву.

- О, хозяйка нашлась, - широко ухмыльнулся один из гмуров – молодой, чернобородый. - Не, мы ж не урукхи какие-нибудь, говорящее мясо не употребляем. Это вы жрёте все, что шевелится.

По тому, как напряглись пальцы урукхайки, обхватывающие глиняный бок кружки, Веришка поняла, что она злится.

- Гмуров мы не едим, - отхлебнув взвар, ответила Гуртрунг.

- Не по зубам, небось, - заржал гмур, почесав в паху. – Альвы-то, понятно, понежнее.

- Нам все по зубам. Только от вас живот пучит и отрыжка вонючая.

- Ну, судя по твоей роже, к вони тебе не привыкать, жаба болотная.

- А судя по твоей роже, твоему папаше свинью поиметь незазорно было, - спокойно отозвалась Гуртрунг.

Гмур зарычал, подхватил секиру, и, опрокинув скамью, бросился к урукхайке. Она же, вскочив из-за стола, метнула в него кружку. Посудина угодила гмуру в лоб и раскололась. Яблочный взвар вперемешку с кровью потек по усам и бороде. Кривой тесак урукхайки, приставленный к гмурьему горлу, прекратил потасовку. За соседним столом, глядя на застрявшие в бороде куски разваренных яблок, заржали товарищи побежденного гмура. Зачинщик отвел от своей шеи урукхский клинок, отер усы, стряхнул с ладони яблочную мякоть и присоединился к своим. Инцидент был исчерпан.

- А вы, правда, едите альвов? – Веришка со страхом покосилась на Гуртрунг, когда та вернулась за стол.

- Нет. Мы их просто убиваем.

Сытый мул неспешно рысил по сухой пыльной дороге. Веришка дремала, прислонившись к груди Гуртрунг. Мул запнулся, попав копытом в ямку, и потревоженная альва распахнула глаза. В отдалении от дороги она увидела сгоревшую деревню. Трава еще не успела скрыть обугленные обвалившиеся бревна.

- Что здесь случилось? – прошептала Веришка, не в силах оторвать взгляда от останков человеческой ноги, свешивающихся на веревке с недалекого дерева.

- Война, - коротко ответила Гуртрунг.

Впередизасинела река. Урукхайка повернула мула и погнала его вверх по течению к переправе. У причала в ожидании парома маялся человек на телеге, в которую была запряжена неприглядная на вид кобыла. Поодальразлеглись на затоптанной траве полтора десятка урукхайских вояк. Гуртрунг из-под ладони взглянула на противоположный берег. Там на паром грузились еще около двух десятков её соплеменников. Спрыгнув с мула и стянув девочку, урукхайкасела на землю. Мул нашел островок зеленой невытоптанной травы и принялся за неё.