В эти минуты в мавзолее ещё более великого вождя, чем только что раздетый, мимо усыпальницы торжественно шаркала по мрамору делегация ленинцев Парагвая. В экстазе умиления, судорожно прижимая правые ладони к сердцу, сильно загорелые революционеры пытались на всю жизнь запомнить за эти секунды обветшавшие черты какого-то неузнаваемо лысого, совсем непохожего на ихнего Че, покойника. Им так хотелось, чтобы походил! Эти секунды были последними в жизни делегатов.
Им довелось увидеть чудо, погубившее их.
Отвлекаясь, должен сказать, что проблемы всех религий, которые держатся на чудесах, творимых святыми, в том и заключаются, что психика свидетелей чудес не выдерживает их непостижимости. Свидетели либо тут же получают смертельный инсульт, либо несмертельный, но становятся юродивыми, которых никто всерьёз не принимает. Такое чудо сотворил перед его фанатами лежавший почти тридцать лет безмолвно и неподвижно их политический святой. На глазах десятка свидетелей он вдруг принял сидячую позу, вытянул вперёд жёлтый палец с необрезанным ногтем и так громко, насколько мог обессилевший от долгой голодовки и тяжёлых операций по перемещению внутренностей в стеклянные банки, произнёс, как с броневика: Nun was, Der Schurke? Du bist erwartet? (Ну что, подлец? Дождался? (С нем.)). Когда он брякнулся назад, на тощую подушку, его восковое лицо было совершенно обезображено неподобающей статусу мирового марксиста ехидной улыбкой.
Это чудо сделало своё дело. Парагвайские свидетели полегли, как от сильной контузии, а вместе с ними и четверо охранников из КГБ, поэтому об инциденте сразу сообщить было некому. Следующая делегация была из китайских коммунистов, людей суровых и выдержанных. Они вместе с гидом долго терпели на морозе, но когда ноги и руки стало не на шутку прихватывать, обратились к гиду. Тот ткнулся было в двери, однако часовой перекрыл ему путь, наклонив перед носом винтовку. Никто их не звал заходить в мавзолей, и только разводящий новой смены часовых у входа, по просьбе китайцев, по возвращении в Кремль доложил командиру караула, что очередь остановилась, что никто в Мавзолей не заходит, потому что оттуда никто не выходит!
Та ещё была суматоха!
Делегатов-иностранцев развезли по гостиницам и заперли. С ними целые сутки работали братья по партии. Очередников-земляков посадили в автобусы и отвезли на стадион «Динамо», где в раздевалках им читали лекции гиды-кэгэбэшники, пока не запугали до полного онемения. На переменах давали чай с печеньем. В виде извинительного подарка всем пообещали, что они смогут увидеть мумию, когда только захотят.
Четверых совершенно мёртвых свидетелей чуда отвезли в морг. Остальных – по госпиталям, причём все охранники остались живы, хотя тоже, как и парагвайцы, стали заиками.
Я памятник себе…
– Лав-хрр-рентий!
– Я здесь, батоно!
– Место подобрал?
– Батоно! Это вопрос решённый! Мавзолей!
– Ты что меня хоронишь, бандюга мингрельская? На моё место?!…
– Виноват, батоно! Ты так спросил…
– Сволочь! Я тебя про пирамиды спросил!
– Докладываю, Генералиссимус! Сначала было предложение подыскать площадку в Кара-Кумах, чтобы было, как в Египте, среди песков. Как у фараонов. Потом подумали – твой народ туда не доберётся: ни дорог, ни денег у него… Решили, что лучше поближе к Сталинграду. К городу твоей великой победы. И площадка оборудованная есть – полигон в Красном Яре. Мы там недавно ядерную рванули. Всех гостей-туристов после Сталинграда туда будем возить. Вот только вопрос возник. Исторический.
– Какой ещё вопрос? Ничего сами не можете…
– Это мы без тебя не можем. У фараонов ещё зверь каменный есть. Перед пирамидами. Сфинкс.
– Ну?
– У него фигура львиная, а морда – человечья. С кого будем лепить, батоно?
– Как с кого? Опять за своё? С меня! Но не морду, а лицо! Голову!
– Но… батоно… А как быть с усами? Та зверюга без усов?
– Опять… Без усов народ меня не узнает. И чтоб сделали их из чёрного камня!
– Записываю, батоно. Бу сделано.
– Сколько их будет?
– Кого, великий?
– Долб… дубина мингрельская! Не кого, а чего! Сколько будет пирамид?
– Двадцать четыре, Коба, двадцать четыре.
– Почему?
– Шестнадцать от республик, остальные от общественных организаций и зарубежных стран.
– Какие ещё общественные организации?!
– Ты только не волнуйся! Выразили желание, горят патриотизмом, соревнование объявили: кто первый, это…
– Кто первый меня похоронит?! Так?!
– Нет, нет! Что ты, что ты! Ну, как обычно у нас – за первое место орден, за второе – сто рублей, за третье – грамоту с твоим портретом. Память на всю жизнь! От Политбюро, от ЦК, от МВД, от КГБ, от армии, от Гулага будет самая большая пирамида – всё-таки моё ведомство. От ВЦСПС, от Осоавиахима. Правда, Осоавиахим сложился с армией, а ВЦСПС с КГБ. Вот только Биробиджан настаивает – отдельно хочет построить, на Чукотке. Но это будет уже двадцать пятая. Разрешить?
– Разрешить. И похорони там их рядом. Побольше.
– Правильно, батоно! Давно хотел! И это не всё, знаешь. Очень неожиданно, не знаю, как и сказать…
– Не тяни, и так тошно…