Версия про запас

— В Рубенке пока ничего не ясно, — ответил Геня. — Дом нашли, двухэтажная вилла, большая и густо заселенная. Нынешние жильцы поселились там после войны, сейчас эта вилла для них — дом родной, но компания там ещё та. К тому же они неразговорчивы. О том, что там творится, известно в основном из полицейских протоколов, патруль у них через день бывает. Я ввел тамошнюю полицию в курс дела, они уцепились за скандалы между соседями и, похоже, кое-что обнаружили. Появлялся у них какой-то чужак, внимание на себя обратил, потому что не за водкой приходил, чего-то добивался, мозги трахал, то есть, простите, я хотел сказать голову морочил. Однако до сих пор стен там не разбирали, хотя, возможно, стоит поговорить с каждым жильцом отдельно. Там проживает шесть семей, ванна одна на всех, вторая сломана.

Я немедленно загорелась.

— Поедем туда? — обратилась я к Янушу, подкладывая ему рулета.

— Что ж, съездим, пожалуй. Предлог у нас есть, ты бывала там в детстве...

— Ну нет, я вовсе не уверена, что бывала именно там, и даже очень сильно сомневаюсь.

— Ну и что? Они-то об этом не знают. Геня поднял голову и с надеждой посмотрел на Януша.

— Обычному человеку расскажут больше, чем менту, — произнес он ободряющим тоном. — Вылазка на природу. Ну и что, что осень, грибы в лесу ещё есть, и не обязательно только мухоморы...

— Ты на меня всю работу готов взвалить!

— Но тебе же это доставляет удовольствие, разве нет? А кроме того, не все я на тебя на взваливаю, на Грошевицкой другой человек работает, там тоже что-то вырисовывается.

— Ну ладно, — поставила я точку в разговоре. — Погода отличная, отправляемся завтра.

Рулет, слава Богу, слопали весь и даже не заметили, что я ни крошки в рот не взяла. Могла их отравить как нечего делать...

* * *

Боже, как же он выглядел! Пришел в одиннадцать, на щеке пластырь, под глазом синяк, правую руку держал за пазухой, двигал ею с трудом, обнял меня левой. «Хорошо бы перевязать руку, — сказал он, — да боюсь, с этой дурацкой повязкой буду бросаться в глаза. Неладно все, любимая».

Он замолчал, сел на диван и уставился в окно. Меня бросало то в жар, то в холод. Я выставила на стол все, что было — вино, коньяк, кофе. «Ладно, откроем красное вино, — сказал он, — похоже, капитан нас таки достанет. Все думаю, стоит ли тебе рассказывать. Может, было бы лучше, если бы ты ничего не знала, а с другой стороны, глупо скрывать. Расскажу-ка я тебе все, а ты, если спросят, не молчи, выкладывай все, что знаешь...» Когда я открывала вино — штопором с рычагом даже паралитик откроет, — он так на меня посмотрел, что я отставила бутылку и перецеловала все мои любимые веснушки. Сердце мое сжалось, я поняла, как сильно его люблю. Он, видимо, тоже понял, что я чувствую, лицо его прояснилось, и как-то нам обоим стало легче. Да что там, сказал, ради тебя не только в тюрьму, но даже на каторгу пойду. Обещай мне, что не будешь запираться и все им расскажешь, хотя, возможно, они меня не найдут и никакого допроса не будет.

Я пообещала, не зная, сдержу ли слово. «Пошел я к тому ветеринару, — начал Бартек, а у меня снова комок в горле. — Я там был прежде пару раз, сама понимаешь, на разведке. Дом предвоенный, капитального ремонта, видно, там не было, то есть я хотел сказать, капитальных разрушений не было. Стен не ломали, полы не меняли. Я понаблюдал за домом немного, ездил туда на автобусе, то на местном, то на междугороднем, а когда и на велосипеде, уж так все по-умному делал, чтоб меня, не дай Бог, никто не запомнил. Узнал, когда они работают, когда закрываются, ну и выбрался туда с отмычками...» Я слушала молча, притворяясь спокойной, чтобы он не прервал свой рассказ. Господи, что нам теперь делать?.. И он, и я... Он из-за меня... Плевать мне на последствия, никому ни слова не скажу! Но ведь на него могут выйти. Ну и ладно, тогда и на меня пусть выходят!

Я тоже ему все рассказала, он ведь ничего ещё не знал: пока Константином занимался, у меня не бывал, не звонил, чтобы не подставить. Смех и слезы. Слушал меня сосредоточенно и, в отличие от меня, действительно спокойно, потрясения не испытал. Здорово мы с тобой влипли, сказал, погоди, дай-ка подумать...