Эмпаты — не маги. Это написано в любом учебнике. То есть, конечно, эмпатия — одна разновидностей магии, но она считается настолько мелкой и незначительной, что эту способность даже не принимают во внимание. Да и отношение к ней у чародеев такое: есть — повезло, нет — ну и не особо-то хотелось.
Ирония в том, что даром эмпатии может обладать кто угодно, хоть шиншилла в зоопарке, но чаще всего он проявляется у людей. Не у волшебников, не у медиумов, не у вымирающих эктомантов, а у простых смертных — людей.
Эмпаты, как правило, проживают жизнь в твёрдой уверенности, что они тонко чувствуют настроение собеседника, предугадывают ход его мыслей и знают, как направить разговор в нужное русло. Если такой человек догадывается о своих способностях и целенаправленно развивает их, он способен достичь более высокого уровня. Сильные эмпаты уже не просто читают чужие эмоции, а создают их. Страх, ненависть, счастье, абсолютное доверие — всё это им по силам.
Из них получаются отличные преподаватели и психологи, дипломаты и серийные убийцы.
Но учебники пишут маститые профессора, с которыми не принято спорить в силу наличия у них роскошной мантии и обсидианового посоха. Раз они сказали: «не магия!» — значит, не магия.
Послав профессоров на все четыре стороны, я набрал номер Евы. Она не заставила долго себя ждать.
— Опять ты? — возмущённо спросила она. — Что тебе ещё надо?
— Остынь, Ев, — примирительно протянул я. — Просто звоню узнать, как идут дела. Всё работаешь в цветочном магазине? Уже научилась внушать покупателям, какой букет им нравится больше?
— Я не настолько подлая. Повторю ещё раз. Что. Тебе. Нужно? — она подумала и добавила: — И не вздумай врать.
— А когда я врал?
— Напомнить?
Я закусил губу и нехотя признал:
— Недоговаривал. Такое было.
— Господи, Тесла! — Ева перешла на строгий, даже суровый тон. — Ты же вечно врёшь. Всем без исключения. Из-за твоих выходок страдают ни в чём не повинные люди. Ты социально опасен. Слушай, если ты ещё раз мне позвонишь, я опять попрошу Олега, чтобы он…
— А, ну да, точно! — я прикинулся, будто вспомнил что-то важное. — Тут с ним-то как раз не очень хорошо получилось. Даже не знаю, как сказать. В общем, у него крупные неприятности.
Голос Евы тотчас стал настороженным.
— Во что ты его втянул?
— Я?! Ни во что. Просто Олегу не стоило следить за мной.
— Во что ты его втянул?! — прогремело в трубке.
— Его поглотил один очень злой дух. Но у нас есть ещё шанс спасти твоего ненаглядного. Он же тебе не безразличен, я угадал?
Несколько секунд она собиралась с мыслями, прежде, чем ответить:
— Что я должна делать?
Объяснив Еве всё, что ей нужно было знать, и утаив то, о чем не стоило даже догадываться, я отложил телефон и, потягиваясь и посильнее раскачивая кресло, широко улыбнулся. Последняя фигура заняла своё место на поле. Мне без малейших усилий удалось заполучить для своей комбинации полезнейшего союзника. Видите ли, у подавляющего большинства женщин есть замечательная слабость: женщина готова на всё, лишь бы доказать, что она, и только она, способна помочь попавшему в беду мужчине. Одни считают это проявлением почти материнской заботы, другие — тем, чем оно и являлось с самого начала — попыткой показать всем и вся, что никто кроме неё — мученицы во имя великой любви, не спасёт его — несчастного. «Несчастный» быстро понимает, как ему повезло оказаться в неприятностях, и… продолжает играть роль. Если бы женщины только признавали это, в мире было бы куда меньше несчастливых браков, и уж точно не было бы мнения, что «все мужики — козлы».
Впрочем, раз это позволяет манипулировать кем-то, я не против — пусть будет.
Дождь закончился, солнечные зайчики играли в огромных лужах, разлившихся в саду. Изломанными линиями свет ложился на потолок веранды и переливался, раскачиваясь из стороны в сторону. Ещё раз потянувшись, я раскачался посильнее и стал насвистывать незатейливую мелодию. Тотчас надо мной нависла настороженная Кария.
— Что опять задумал?
— С чего ты взяла?
— Ты, может, и не заметил, но ты вспоминаешь «Шоу Барри Уильямса» каждый раз, когда готовишь какой-нибудь гадкий план.
Я выгнул бровь.
— Ты слышала Питера Гэбриэла?
Дриада фыркнула.
— Иногда ты меня просто поражаешь, Виктор! Я, что, по-твоему, живу понятиями тысячелетней давности? — она вдруг бросилась в зал, схватила телефонную трубку, прижала её к груди и театрально закатила глаза. — Господин! Молю вас! Объясните мне, как работает сие дьявольское устройство! Или нет, даже так… — Кария рванула на кухню, и испуганно прокричала оттуда: — Господин! В этом ящике снег! Это проделки нечистого, не иначе!
Вдоволь наиздевавшись, она перенеслась ко мне и снова нависла, уперев руки в боки.
— Итак, что у тебя на уме?
— Скажи, Кари, — я зажал в зубах дужку новых очков и откинулся на спинку кресла, соединил кончики пальцев, — если б ты могла владеть каким-нибудь одним грехом, какой ты бы выбрала?
— А? Не знаю, — она удивлённо уставилась на меня. — К чему ты клонишь?