— Да! Она хлеще Штирлица, по интонации меня вычисляет — охала, ахала, велела тебя как хрустальную вазу оберегать! — и запнулся, поняв двусмысленность фразы. — Извини! — и выдохнув, признался: — Лен, так сложно, боюсь!
— Чего же ты стал бояться, Ерохин? Все у тебя, как посмотрю, нормально.
— Не-ет, не нормально, но ты же все равно, как и тогда, ни одному моему слову не поверишь?
Лена неожиданно для себя самой сказала:
— А ты попытайся!
— Сколько раз уже пытался? — с горечью сказал Ерохин. — Опять ведь пошлёшь.
Лена повозилась, устраиваясь поудобнее, нога немного ныла. Ерохин тут же среагировал:
— Болит? Давай ещё на ночь таблетку обезболивающую?
— Нет, пока терпимо, совсем если разболится — тогда…
Ерохин потопал на кухню, принес воду, таблетки, положил на столик и присел возле дивана на коврик.
— И долго ты так сидеть собрался?
— Посижу! — как-то неопределенно сказал он, — может, пока ты не заснешь!
— Хозяйство не застудишь, сидючи на полу, детей рожать не сможешь.
— Дети у меня имеются, вон какая красоточка вымахала, про своего друга тебе не говорила?
— Говорила, только не показала. Сказала — ничего пока определенного, может, через месяц-другой будет… — улыбнулась Лена.
— А я сподобился, не, не знакомила — случайно, приехал, к дому подходил, они там прощались у подъезда, горячо так, — усмехнулся Ерохин. — Она в меня — домой никого не водит.
— А то ты монахом живешь!
— Я же спрашиваю тебя, как ты? — обиделся Ерохин. — Почему тебе можно верить, а мне никак?
Оба помолчали, понимая, что могут слово за слово вдрызг разругаться.
— А давай я тебе сказку-быль расскажу? — встрепенулся Ерохин. — Новый год на носу. Чудеса, говорят, случаются?
Лена пожала плечами:
— Почему бы и не, попробуй, вдруг понравится?
Ерохин сходил в спальню, принес сложенное одеяло, бросил его возле дивана:
— Вот, чтобы не зачихать, сказка длинная, наверное, получится.
Прислонился головой к дивану и, прокашлявшись, сказал:
— Ну, слушай. Жил-был, нет, не принц, скажем, Иван, почти дурак. Рос Иван, как и все ребята вокруг, где-то хулиганил, где-то дрался, лазил по деревьям, учился, все как у всех. Побыл служивым, по приезду со службы встретил свою… Елену Прекрасную — это почти во всех сказках — или Елены, или Василисы имеются, точно так же как и Иваны-дурачки. Хоть и невеликого ума был, а понял — вот оно, его счастье, единственное. Тшш, — остановил он вскинувшуюся было Лену, — это же сказка, дослушай! Ответила взаимностью ему Елена прекрасная, и стали они жить-поживать и добра наживать, да только повернула эта сказка куда-то не туда. Старался Иван-дурак сделать жизнь своей Еленушки и дитёнка послаще, ой, как старался. Потихоньку стало у него получаться, радовался он, работа приносила приличный доход, дитёнок подрос, Еленушка все так же любила его, как и он её. Приобрели они загородный теремок, что и стал неприступной крепостью между ними…
Поехал как-то Иван на самодвижущейся повозке туда, да не один, а с, казалось бы, другом, чуть ли не побратимом. От простоты души и похвалился Иван теремком-то, да вот не дано ему было познать, что почти друг и почти побратим завидовал ему, сильно так.
— Ерохин, — пробормотала засыпающая Елена, — прости, доскажешь завтра, я уже вырубаюсь.
— Конечно, спи!
Взял её руку, прижался к ней колючей щекой, ожидая, что или стукнет, или выдернет руку, но Лена уже спала.
И долго сидел вот так Ерохин, прижимаясь к такой родной, изученной вдоль и поперек руке жены.
Лена, простонав, повернулась на бок, он поднялся, долго всматривался в лицо жены — в мигающем свете гирлянд она и впрямь казалась ему принцессой из сказки, вздохнул, пошел в спальню. Долго ворочался и, наконец, уснул.
Лена проснулась от боли, забылась во сне, повернулась неловко, боль прострелила ногу, и она едва удержалась, чтобы не застонать. Быстро выпила таблетку и прислушалась — из спальни доносились негромкие всхрапывания Ерохина.
— Опять спит на спине! — подумала привычно она, полежала, вслушиваясь в знакомые звуки.
Ерохин перевернулся, что-то пробормотав — все привычно, как и было… и вдруг четко и ясно поняла — ей безумно не хватало таких вот привычных всхрапываний, привычных рук, всего этого… кобеля, будь он неладен.
— Ладно, — совсем как в сказке подумала Лена, — утро вечера мудренее, дослушаем его сказочку, там видно будет!
Так и уснула она, вслушиваясь в дыхание бывшего, и почему-то успокоенная спала до десяти без сновидений и боли.
Учуяла запах кофе, завозилась, стараясь не потревожить ногу, Ерохин как услышал:
— Доброе утро, как спала?
— Под утро нормально!
— Помочь? — тут же спросил он.
— Пока не надо, до туалета доскачу!
— Шумни, я на кухне, бутеры делаю!
Доскакала до туалета, потом умылась — на раковине лежала нераспечатанная зубная щетка. Посмотрела на себя в зеркало:
— М-да-а, видок тот еще! Под глазами синяки, волосы дыбом, где привычный облик? Ладно, будем действовать по обстоятельствам.
— Леен, ты как там?
— Иду!
Ерохин, раньше не упускавший возможности поехидничать над утренним видом жены — волосы всегда стояли дыбом, наоборот смотрел как-то чересчур… непонятно — то ли восторженно, то ли…