Вертеп

Но Борис возбужденно толкал его в бок и приговаривал:

— Ну как? Нет, брат, о такой жизни мы разве могли?..

Тут он был прав, Мазин и сейчас не мог и не мечтал, а Борис мечтал, но не мог.

— Да ты посмотри, откуда у нее ноги начинаются!

Это уже относилось к предмету одушевленному.

Они сели под окном, через витражи которого окрашенные лучи стремились в зал, где когда-то человек в гимнастерке, засунув пальцы под ремень, говорил почти спокойно:

— Ну, падаль, будешь говорить, или твою бабу тут раком поставим?

Давно это было, а теперь мягкая мебель и женщина-официантка из тех, что ноги где-то в подмышках начинаются, а юбка в набедренную повязку переходит.

Мазин посмотрел.

— Мини — миниморум?

Она глянула недовольно, заподозрив в его словах нечто недоброжелательное.

— Извините, — сказал он.

— Что будете заказывать?

Нашлось что.

— С ума сошел? — спросил Мазин, глядя на цены в меню.

— Не привык ты, старик, не привык. Главное, не волнуйся. Плачу я.

— А я что?

Борис рассмеялся.

— Ты работать будешь! Не обиделся?

— Хозяин — барин, — пожал плечами Мазин. — Раньше хозяин батрака кормил до отвала. Считал, как ест, так и трудиться будет.

— Брось, Игорь. Хочешь, будешь хозяин. Нам дело нужно взять в руки. А пойдет — поделим. Не мне с тобой делиться. Давай-ка за общее дело! Раз-два, побежали…

— Извините, Борис Михайлович…

Это снова подошла длинноногая, стояла чуть покачиваясь и смотрела на Сосновского как-то доверительно.

— Что, родненькая? — откликнулся тот соответственно. — Что задела?

Рассматривая Мазина, она сообщила:

— Клиентку вам нашла.

— Да ты что! С меня комиссионные. Где она? — обрадовался Сосновский.

— В коридоре дожидается, под дверью.

— Вот это да! Игорь! А ты в кафе прохлаждаешься! Пора приступать. Народ к нам двинулся!

Он сунул руку в карман кожаной куртки и вынул ключ.

— Действуй! Настя тебе покажет, куда идти. А я тебя здесь подожду. Ты войди в курс дела и сюда. Шампанского за почин выпьем.

Так оно и свершилось. Теперь уже отступать под бурным натиском Бориса было немыслимо. Игорь Николаевич взял ключ.

— Ведите, Настя! И не продешевите на комиссионных!

Мазин пошел вслед за девушкой, которая и отвела его в соседнее крыло, где на одной из дверей уже красовалась табличка с изображением гречанки, разматывающей клубок, и надписью «Ариадна».

Игорь Николаевич вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь. Кабинетик был невелик, но недавно отремонтирован, пахло краской, побелкой. На столе лежали пачка бумаги, карандаши и ручка, заготовленные предусмотрительным приятелем.

— Для начала не так уж бедно… А где же наша клиентка, Настя?

— Вот ваша клиентка, — ответила Настя. — Заходи, Лилька, куда ты спряталась?

Та бесшумно появилась в дверях.

— Я здесь. Я оплачу ваши услуги…

Почти невольно он возразил:

— О деньгах вы рано. Пожалуйста, сначала о деле. Как вас зовут? С чем пришли?

— Меня зовут Лиля. Я прошу найти мою маму.

«Вот оно что! Ушла и не вернулась. Иногда в таких случаях правду лучше не знать. Однако назвался груздем…»

— Расскажите подробно. Как ваша мама «потерялась»? Когда?

— Давно. Двенадцать лет назад.

Срок Мазина не отпугнул. Он почувствовал, что собирается для работы, и посмотрел на клиентку внимательно. Это была, увы, типичная некрасивая девушка, которая на свой счет не обольщалась и, кажется, с участью смирилась. А зря! Займись Лиля внешностью столь же увлеченно, как это делают другие, смотрелась бы иначе, потому что и сейчас некрасивость не отталкивала, печальные глаза за стеклами очков по-своему привлекали. Подбери она оправу со вкусом, пройдись по лицу умеренно, так, чтобы усилия в глаза не бросались… Короче, существуют средства достаточно эффективные, чтобы смягчить несправедливость природы. Тем более она не дура. Заметно было. Такое сразу чувствуется, хотя печальные глаза и у овец встречаются. Но вот характер, видимо, не бойцовский. Смогу ли я ей помочь? Двенадцать лет не шутка. Но назвался, куда денешься?

— Вы помните, как все случилось?

— Я этого никогда не забуду.

Слова прозвучали с силой чувства.

«Если так переживает до сих пор, помочь просто необходимо».

— Расскажите.

Подчеркнуто четко, заметно преодолевая себя, Лиля произнесла:

— Она нас оставила. Ушла.

— С кем?

— Мы не знаем. Объясниться она не сочла нужным. Просто уехала.

— Даже не написала?

— Ни строчки с тех пор.

«Странно. В наше-то время! Так прервать? Что за резон?..»

— Может быть, вы чего-то не знаете? Ваш отец жив? Возможно, она ему писала?

— Поговорите с ним сами. Мне он никогда ничего не показывал. Сначала говорил, что мама в санатории, потом — что в длительной командировке. Но мне уже восемь лет тогда исполнилось. Нужно было объяснить.

— И что же?

— Они считали, что мама не вернется.

— Они? У вас появилась мачеха?

— Да. Но она не вполне мачеха. Марина моя тетка. Сестра мамы. Я ее всегда по имени называла, она на десять лет моложе мамы. Я в детстве ее почти подругой считала.

— Когда они поженились с вашим отцом?

— Ах, об этом не думайте. Не думайте о ней плохо. Она обо мне заботилась после ухода мамы. А потом они поженились…