Vertigo

Каждый год Данила с нетерпением ждал начала октября — открытия нового сезона в клубе, за которым недели через две–три следовало первое боевое крещение новичков — выезд в Тучково на Сонинские скалы. Ну кто из московских туристов–горников не прошел через это знаменитое место, где большиство в первый раз в жизни спускались по веревке, а современным языком выражаясь, делали снэплинг. Данила забирался на Сонинские скалы с закрытыми глазами, никто даже оглянуться не успевал, как он быстро, как ящерица, оказывался наверху. В Тучково той осенью прибыли ранней электричкой вместе с грибниками, ёжились на платформе после теплого и вонького вагона; утренний холодок заползал под штормовки — новенькие темно–зеленые и старые, видавшие виды и выгоревшие до белизны.

— Радуйтесь, что нет изнуряющей жары и палящего солнца, — сказал отец под всеобщий смех.

Прямиком через перелесок выходили на излучину укутанной утренним туманом Москвы–реки, и по правому берегу огибали Григорово, под приглушенный лай деревенских собак, хрипло ругавших из–за заборов столичных гостей. Переходили на другую сторону по подвесному мостику напротив Васильевского. На середине реки мостик неминуемо начинал раскачиваться и норовил сбросить в холодную хмурую воду визжащих первокурсниц, которым в ознаменование чудесного спасения предлагалось незамедлительно поставить свечку в местной Воскресенской церкви. По выходе из сумрака церкви обнаружили, что Владыка, единый и всемогущий, приказал разогнать туман. Левым берегом шли мимо вытянувшегося вдоль реки Васильевского, где заречным псам загодя послали весточку из соседнего Григорова. Очарованными очами любовались высоким правым берегом, пронизанным лучами солнца, поминали пушкинские багрец и золото, и сдержанно, чтобы не показаться чересчур сентиментальными, восторгались сим пышным предзимним увяданьем подмосковной природы.

На скалах все поначалу шло привычным порядком: Данила закрепил веревки для спуска, забрался пару раз наверх, без всяких страховок, разумеется, чем заработал строгую выволочку от отца за разгильдяйство и дурной пример. А потом незаладилось. Все еще помнящие качающийся мостик первокурсницы путались в узлах, обвязках и репшнурах, и никак не хотели спускаться вниз со скалы высотой всего–то с двухэтажный дом. Данила, как обезьяна на лиане, раскачивался рядом и выписывал кульбиты, чтобы показать полную безопасность означенного процесса, но впустую. Вдобавок ко всему, мандраж охватил и руководившую девицами Галку: чтобы подать положительный пример, она, начиная спуск, откинулась назад над скалой, да так и зависла. Покачиваясь всего в нескольких метрах над землей и не в силах сдвинуться дальше вниз, опытная Галка, прошедшая не одну горную «пятерку», не решалась спуститься с какой–то детской стенки на Сонинской скале. Никакие советы не помогали — в безотчетном приступе страха Галка не смела отпустить тормозной механизм.

После недолгого колебания отец решил прийти на помощь. Он подошел к самому краю, над которым висела Галка. В тот же момент подмытый осенними дождями камень, казавшийся надежным и вечным, не выдержал двойного веса и вылетел из скалы. Отец рухнул вниз с высоты шести метров спиной на камень и не мог произнести ни слова от страшной боли и шока. Галка, потерявшая сознание от удара головой о стенку, продолжала висеть на веревке. Только через несколько часов они оказались в местной больнице, где по причине выходного не было даже дежурного врача, и лишь к ночи усилиями деда–профессора обоих перевезли в Склифософского. В отличие от отца, Галка отделалась сотрясением мозга.

Подняться на ноги отец уже не смог. Врачи избегали смотреть в глаза, и было неясно: то ли действительно не могли помочь, то ли по причине августовского дефолта. На встрече нового девяносто девятого года Данилин дед вспомнил о своем давно подчищенном пятом пункте и заявил, что израильская медицина способна творить чудеса.

… Тень отстала… дорога круто свернула к югу возле подножья Голан… здесь, на перекрестке Ехудия… они с Розкой оставили мотороллер, маленькую «веспу», когда сбежали с базы в самоволку… и, также как он сейчас, лунной ночью двинулись бегом… на юг вдоль восточного берега Кинерета… терпения им хватило километра на четыре, а потом они свернули на проселок, перешедший в межевую тропку между полями, к берегу Кинерета, чтобы слиться в объятии…

Дан оступился, и прикрепленный к поясу страховочный шнур выдернул красный пластиковый жетон из прорези тренажера. Он сдернул наушники, озираясь практически в полной темноте. Его подхватили заботливые руки тренера, и, очнувшись от этого прикосновения, он догадался снять очки. Иллюзия исчезла, он по–прежнему находился в тренировочном зале Центра, город Хьюстон, штат Техас.

— Все в порядке… Сэ–эр?.. — прозвучал голос, как с луны.

— Да–да, конечно, полный порядок… — Дан смотал тонкий черный проводок, дающий команды тренажеру.

— Нужна какая–нибудь помощь… Сэ–эр?.. — не отставал голос.

— Нет–нет, спасибо, я в порядке…

— Ну так я здесь… Сэ–эр?.. если понадоблюсь… Сэр!