Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители

Это были утренние молитвы, полунощница, двенадцать избранных псалмов, канон дневному святому с поучением из Пролога и первый час. Третий и шестой часы читались на ранней обедне. Вечернее правило, читавшееся в келии старца во время проходившей в монастыре вечерни, состояло из девятого часа, двенадцати избранных псалмов, канонов Спасителю, Божией Матери и святому Ангелу Хранителю, а также акафиста дня. После трапезы читались повечерие, вечерние молитвы, две главы из Апостола и одна из Евангелия. Келейные правила совершались перед тремя иконами – большой, написанной на холсте, преподобного Александра Свирского; Владимирской иконой Божией Матери и иконой Ангела Хранителя. К вечернему правилу в келию старца собиралась вся скитская братия. Многие сидели на полу. В чтении участвовали многие иноки, а Евангелие читал сам старец – высоким голосом по молдавскому обычаю, который был заимствован из Великой Лавры преподобного Паисия. Раз в две недели отец Леонид приобщался Святых Христовых Таин в скитском храме.

Как ни удивительно, но молитвенные правила были для старца наиболее «свободным» временем, то есть, как бы забыв о том, что он старец, он мог просто молиться, хотя и здесь иногда случалось ему делать замечания братиям и наставлять. Остальное время, за исключением краткого послеобеденного отдыха, отдавалось им на служение ближним. Ночной сон его длился не более трех часов (иногда в эти часы входил и послеобеденный отдых). Пищу вкушал дважды в сутки, причем во время трапезы всегда беседовал с учениками. Беседа его часто оживлена была рассказами из жизни, имевшими всегда духовную цель: случаями из истории, из собственной жизни. Мог старец и пошутить. Он занимался рукоделием, которое не требовало от него большого внимания, – плел пояски, в то же время принимал братию, а пояски раздавал на благословение. Если он оставался один, то во время плетения поясков напевал духовные песнопения, но чаще творил Иисусову молитву. Случалось, что он рубил дрова и в то же время беседовал с братиями или мирянами.

Как и чему учил посетителей старец? «Следуя заповеди Апостола: Настой благовремение и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением (2 Тит. 4, 2), отец Леонид учил их словом, как понимать евангельское учение, как приводить его в исполнение и как врачевать им душевные немощи; учил и делом, что более действует на сердце человека»¹⁰⁴.

Святитель Игнатий в своем духовном диалоге («двое-словии») «О монашестве», где как бы беседуют двое – Мирянин и Монах, писал: «В Калужской епархии, близ города Козельска находится общежительная Оптина пустыня. Туда, в 1829 году, прибыл на жительство известный по знанию деятельной монашеской жизни иеросхимонах Леонид; впоследствии присоединился к нему ближайший ученик его, иеросхимонах Макарий. Оба старца были напитаны чтением отеческих писаний о монашеской жизни, сами руководствовались этими писаниями, руководствовали ими и других, обращавшихся к ним за назидательным советом. Такой род жительства и поведения они заимствовали от своих наставников; он начался с первых иноков, достиг по преемству до нашего времени, составляет драгоценное наследство и достояние монахов, достойных своего имени и назначения. Братство Оптиной пустыни начало немедленно умножаться в значительном размере и совершенствоваться в нравственном отношении. Ревностным братиям старцы объясняли правильный и удобный способ подвижничества; колеблющихся они поддержали и ободрили; слабых укрепили; впавших в согрешения и греховные навыки привели к покаянию и исцелили. К смиренным хижинам схимонахов стали стекаться во множестве светские лица всех сословий, обнажали пред ними страдание души, искали врачевания, утешения, укрепления, исцеления. Тысячи обязаны им благочестивым направлением своим и сердечным миром. С состраданием смотрели они на страждущее человечество»¹⁰⁶.

У отца Леонида была поговорка: «Душу спасти – не лапоть сплести». Прозрев однажды помысел пришедшего брата о том, что от отца Леонида что-то не видно чудес, о которых он много слышал, старец, преподав ему благословение, сказал: «А это разве не чудо, чтобы обтесать такой базарный пень, из которого со временем выйдет что-нибудь хорошее и годное!»¹⁰⁶ (старец имел в виду именно этого брата, который впоследствии был духовником Киево-Печерской Лавры).

«Бывало, – рассказывал один ученик старца, – батюшка сделает мне такой строгий и грозный выговор, что едва на ногах устою; но тут же и сам смирится, как дитя, и так умиротворит и утешит, что на душе сделается легко и отрадно, и уйдешь от него мирный и веселый, как будто батюшка меня хвалил, а не укорял»¹⁰⁷.