В ТЭЧи полным ходом идет замена двигателей на «десятке». Борттехник Ф. спускается сверху, чтобы взять на створках чемоданчик с инструментами. Створки отделены от грузового салона зелеными стегаными «шторками», за ними — полумрак. После яркого солнца этот полумрак оборачивается для борттехника Ф. полной тьмой. Вытянув перед собой руки, он наклоняется к бардачку, и чувствует, как под веко его правого глаза предательски-гладко въезжает что-то тонкое, острое, явно металлическое. Он застывает вполуприседе, осторожно поднимает руку и нащупывает висящий на крючке моток стальной проволоки-контровки. Борттехник понимает, что конец этого мотка и вошел ему под веко, угрожая — только дернись! — проткнуть этот трепещущий ресницами лоскутик кожи. Он аккуратно вытягивает проволоку, растирает заслезившийся глаз и громко говорит:
— Когда этот бардак кончится?
Берет чемоданчик с инструментом, откидывает шторку, выходит в салон. Останавливается, думает, разворачивается, открывает шторку и перевешивает моток проволоки свободным концом вниз. Снова думает — теперь под угрозой ноздря или губа. Машет рукой и уходит.
К счастью для борттехника Ф. во время замены двигателей в ТЭЧи ошивался доработчик с казанского завода. Он предложил борттехнику повысить температуру газов за турбинами двигателей.
— У тебя будет самый мощный борт в эскадрилье, — сказал искуситель. — Правда, двигатели выработают свой ресурс раньше, но на твой век здесь их хватит.
Намекал ли доработчик на то, что век борттехника здесь короток, или сказал это без задней мысли — борттехнику было все равно. За прошедший месяц ему надоело летать на астматической машине, и он согласился, не раздумывая. Двигатели отрегулировали. Доработчик напоследок дал совет:
— И скажи летчикам, чтобы большой шаг не брали. Лопасти начнут грести воздух — срыв потока, падение оборотов и прочая дрянь обеспечены…
Облет делал капитан Левашов. На висении машина показала себя великолепно — поднялась чуть ли не при нулевом угле атаки лопастей. Но когда пошли в набор по спирали, что-то не заладилось. Командир морщился:
— Хреново лезет. Шаг уже 11 градусов, и кое-как ползет — так мы и до трех тысяч не дотянем.
— А ты попробуй шаг сбросить, — посоветовал борттехник. — До девяти или даже до восьми.
— Сдурел, что ли? Посыплемся.
— Ну, потихоньку снижай.
Командир с неохотой послушался — и чудо произошло! Машина взмыла вверх как горячий монгольфьер!
— Вот это да! — восхитился командир. — Прет на восьми градусах. Такой мощи я еще не видел! Слушай, а как тебе в голову пришло шаг сбросить?
Борттехник спокойно пожал плечами:
— Обижаешь, командир. Я, как-никак, инженер.
Единственным минусом неожиданно приобретенной мощи было то, что борт № 10 начали ставить в планы на самые сложные задания — и намного чаще, чем другие машины. За день борттехник менял три-четыре экипажа, и налетывал по 5–8 часов. Вспомнились хитрые слова доработчика о коротком веке. Борттехник захандрил. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не сон…
Ему приснилось, будто на утреннем построении командир эскадрильи подполковник Швецов показал на него пальцем и сказал:
— Через десять лет этот парень станет императором!
Суеверный борттехник проснулся, и долго думал, что бы это значило. Императорская символика не поддалась ему, но, обратив внимание на первую часть фразы, он понял — у него есть будущее!
С тех пор борттехник Ф. перестал думать о собственной смерти.
Парадоксы войны
С рассвета пара занималась свободной охотой — прочесывали пустыню возле иранской границы к западу от Шинданда. Летали уже около двух часов, садясь по любому требованию старшего группы спецназа. Охота не складывалась — ни машин, ни верблюдов, ни явных духов. Попадались только черные, похожие на каракуртов пуштунские палатки…
Во время очередной посадки, когда бойцы рассыпались по палаткам, борттехник посмотрел на топливомер и увидел — керосина оставалось только долететь до «точки».
— Командир, пора возвращаться, — сказал он, показывая на топливомер.
Командир высунулся в блистер, поманил пальцем стоящего недалеко бойца и крикнул ему:
— Зови всех, топливо на исходе!
Боец спокойно кивнул, повернулся лицом к палаткам, и позвал товарищей. Сделал он это предельно просто: поднял свой автомат и нажал на спуск. Очередь — с треть магазина! — ушла вертикально вверх — в небо, как искренне считал боец. Но поскольку он стоял возле командирского блистера, — прямо под вращающимися лопастями несущего винта — то и вся очередь — пуль десять! — на глазах у онемевшего экипажа ушла в лопасти!
Борттехник и командир схватились за головы от ужаса, заорали нечленораздельно. Они грозили бойцу кулаками, тыкали пальцами в небо, вертели ими у висков. Боец удивленно посмотрел на странных летчиков, пожал плечами и отошел на всякий случай подальше.
Пока летели домой, экипаж прислушивался к посвистыванию лопастей, присматривался к кромке винта — но все было штатно.