Верую…

В демократизации церкви я вижу попытку возрождения, возвращения христианства к его незамутненным, первоначальным истокам. У нас эта демократизация происходит силой обстоятельств, ибо все, что не демос, находится у нас и в других социалистических странах за пределами церкви и враждебно ей. Современный Ватикан и его нынешний глава (как и последние его предшественники) активно и убежденно выступают за интересы народа — против аристократии и плутократии. В конечном итоге это должно, как я понимаю, привести человечество к тому социализму, которому найдено удачное, радующее сердце название: социализм с человеческим лицом. В таком социалистическом обществе церковь будет не только отделена от государства, но и будет благословлять деятельность этого государства и даже руководить им, руководить не из министерских кресел и не с депутатских скамей, а — с амвона. То есть будет воспитывать христиан. И если не всех воспитает христианами, то все-таки повлияет на моральное состояние общества, даже на образ жизни, поведение атеистов. Ибо христианство вдохновляет на доброе даже безбожников, пока эти безбожники сознательно противопоставляют <себя> христианству, пытаются состязаться с ним. Я знал немало людей, высоконравственных, идеально-чистых, называвших себя атеистами, но живших по законам христианства. «Можем быть хорошими и без Христа и без Бога», — как бы говорили они. И жили по-божьи. Таких идеалистов-безбожников теперь уже нет. Они жили отраженным светом христианства. Теперешнее же общество наше если еще не стало, то постепенно превращается в скотоподобное. И никаких идеалов даже на бумаге. Да, и на бумаге, в книге, в статье не часто встретишь. Попробуй возгласи, напиши в наше время где-нибудь: «Мир хижинам, война дворцам!» Еще до цензора бдительный редактор скажет тебе:

— Ну, зачем это? Нужно ли это? Вычеркнемте давайте лучше…

70

Двадцатого июля, «под Казанскую», стоял за всенощной в Князь-Владимирском соборе. Такого множества молящихся, такой плотной толпы, когда почти нет возможности опуститься на колени, я давно не видел. И так много молодых! Уже не по пальцам сосчитать, а, пожалуй, десятки — и главным образом не девушки (хотя и девушек много), а молодые люди, юноши, как на подбор красивые, интеллигентные…

Откуда эта радость? Как и когда начался этот поворот русской молодежи к Богу? Ведь было время, долгие годы, когда увидеть в церкви молящегося, а не глазеющего, не глумящегося, не богохульствующего юношу было в редкость чрезвычайную…

Тут я не могу не вспомнить и не назвать имени Александра Исаевича Солженицына. Это он — великий гражданин России ударил в набат, он первый, кто осмелился поднять голос не только против чудовищных жестокостей режима, но и в защиту воры. Я уже говорил, что на страницах его книги впервые в истории советской литературы появилась фигура верующего, которого автор не высмеивает, не уничижает, а которому явно сочувствует. Я говорю о баптисте Алешке. Это из его записной книжечки автор выписал не какую-нибудь иную, а именно вот эту цитату:

«Только бы не пострадал кто из вас как убийца, или как вор, или как посягающий на чужое. А если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь».

Думаю, что и сам Александр Исаевич прославляет Бога за выпавшую на его долю радость — и больше всего, конечно, за то, что именно его избрал Господь — прийти и разбудить почти потухающее, почти заглохшее религиозное самосознание нашего народа. Не один он, конечно, трудился на этой ниве. Тут и о. Павел Флоренский, и преосвященный Лука, и другие названные и неназванные, но их голоса доходили прежде всего и главным образом лишь до тех, кто уже был приобщен к церкви, кто мог слышать этих пастырей, внимая их проповеди с амвона. Солженицын же шумно и бесстрашно ворвался в широкий русский (и не только русский, но и в украинский, и еврейский, и грузинский, и армянский, и белорусский) мир, явился верующим и неверующим и сказал:

— Без Бога жить нельзя!

И сейчас уже пишут о нем, — и у нас, в самиздатовской литературе, и еще больше за рубежом, но пишут почти исключительно как о борце за права человека, меньше, но все-таки много о его художественных произведениях, и совсем неизвестны мне исследования, посвященные Солженицыну-вероискателю, Солженицыну-миссионеру и Солженицыну — борцу за очищение церкви нашей. Рано или поздно такие исследования не могут не появиться. Когда-нибудь кто-нибудь проведет опрос верующих, поинтересуется: что привело этих людей к Богу? Уверен, что немалый процент опрошенных, пришедших (или вернувшихся) к православию в шестидесятые — семидесятые годы, сошлется на А. И. Солженицына.