Верзило

– Да, оченно прекрасно просветили на этот счет!.. Будет! Кажется, ни в жизнь бы не взял в руки этой погани, да уж так… скучно…

Началась игра. На полу между тремя игроками лежали деньги, медные пятаки. Понемногу вокруг этих троих людей стали от нечего делать собираться посторонние зрители. Стали слышаться слова: «Ваш гривенник», «Мой пятак!» «Ах, пес его дери! гривенник убег в чужой карман!» и т. д.

Часа через два после начала этой игры мне опять случилось выйти из каюты на палубу; игроки сидели на тех же местах, но публики было вокруг них очень много, и она была уж не такая, почти апатическая, как два часа тому назад. Теперь уж можно было заметить в некоторых лицах напряженное внимание; иные уж перевешивались через плечи игроков, по временам слышались советы: «Ходи, ходи, не робей, бей!» И на полу между игроками лежали уж не одни медные деньги – виднелись рублевки и мелочь. Разговор как игроков, так и публики был оживлен. Иные из публики даже спорили между собою о картах игроков, которые были всем видны, хотя игроки, получив сдачу, и старались держать ее как-то в горсти.

– Крой пиковкой! Не робей! Твоя!

– Ведь у яво козырь, елова голова! Пиковкой!

– Кр-ррой пиковк-а-ай! Вижу я, какой козырь!

– А! была не была! Вот!

– Ну, и просолил!

– Просолил! Чисто просолил…

– Ведь говорил – козырь! Нет! «Знаю я…»

– Так ведь пес его знал!

– Пес!

– Ну, куда ни шло! Ушла рублевочка! Сдавай сызнова, ворочу!

Оживление и интерес зрителей к игре возрастали и поддерживались постоянно разными карточными эпизодами. Между прочим, после одной сдачи был всех оживленнее «лакей»; взглянув в свои карты, он вдруг проговорил:

– Господа компаньоны! Сделайте милость! Уважьте! Позвольте рыскнуть!

Говорил он каким-то умоляющим тоном, прижимая карты к груди.

– Отцы родные! Такая привалила карта – вот! – Он наклонился к постороннему зрителю и показал ему карты.

– Н-да! – сказал многозначительно зритель.

– Позвольте поставить десять целковых! Кто соответствует? Карта оченно великолепна.

– Идет! – гаркнул артельщик. – Клади красную!

– Нет, позвольте! – благообразным жестом руки накрывая выкинутую лакеем десятирублевую бумажку, проговорил весьма благообразным тоном благообразный владелец шляпы «котелком». – Позвольте вам сказать, что таких правилов нет! Коль скоро вы в компании, то вы должны делать уважение… Вы бы, может быть, хотели и сто рублей выиграть, но когда вам не соответствует компаньон и, может быть, по своим средствам лишится всего, что у него есть, то это не может быть дозволено в игре. Извольте взять вашу ассигнацию… Получите-с!.. А как на кону был рубль, то извольте и вы становить рубль, хотя бы у вас был даже хлюст!

– Верно! – послышалось в публике.

– Так, так! Этак-то с жадности всякий бы тебя обобрал.

– Хорошо!

– Но за что ж я потеряю свою пользу? – возразил лакей, волнуясь алчными порывами.

– Мало ли какой тебе надо пользы!

– Ах, карты-то какие!

– Да тебе какое дело мешаться? – возразил грубо и гневно артельщик. – Ежели тебе твоих денег жалко, говори «пас», больше ничего, а союзному делу не препятствуй.

– Верно! Верно! – возопили голоса публики.

– Может, я хочу проиграть! Какое тебе дело?

– Н-ну, если так, то я «пас»! А вы – как угодно.

Слова эти благообразный господин произнес кротко и сложил карты, не глядя в них.

– Так идет? – спросил в азарте лакей артельщика.

– Вали! Станови красную! Вот моя!

Две красных бумажки валялись на полу.

– Ходи!

– Ходи ты!

– Вот!

– А вот!

– А это?

– А мы вот как!

– Твоя! Твоя! – загалдела публика, и артельщик, весь сияющий, вдруг весь вспотевший, с мокрым осклабившимся лицом, потянул к себе всей пятерней две красных.

– Ловко! Вот так ловко!

Артельщик только улыбался и сиял.

– Конечно, всякому свое счастье! – благообразно вздохнув, произнес благообразный котелок.

– А ты у меня учись, – сказал лакей, – десять целковых выкинул наудалую, и жалеть не буду! Сдавай!