Весь Буало-Нарсежак в одном томе

— Но… Дальше-то что, господин комиссар? Как это мадемуазель Симона, при ее-то гордости, могла согласиться? А главное, как она с самого начала не поняла, что завяжется между нашей Клодеттой и красивым молодым человеком, только что спасшим ей жизнь, вдобавок еще и художником! Клянусь, даже я сразу почувствовала… Как говорится, не надо быть семи пядей во лбу.

Флесуа взглянул на старушку с симпатией.

— Правильно, у нас нет оснований считать, что Симона ни о чем не догадывалась. Напротив, следует предположить, что она жила в постоянном страхе потерять горячо любимого брата. Согласны?

— Да… только что вы хотите этим сказать, господин комиссар?

— Только то, что вышеназванная Симона не просто предвидела сентиментальный финал приключения, но и согласилась на него. Спасительная соломинка, повторяю вам. — Комиссар все больше воодушевлялся. — А раз мы пришли к такому заключению, почему не предположить, что она уже давно мечтала воспользоваться красотой своего брата — а он действительно был красив, прохвост! — оставаясь, само собой, единственной владычицей сердца Сильвена. Приходилось мне видеть подобных женщин!.. И вот бог — покровитель авантюристов посылает нашей рыщущей в поисках выхода парочке идеальную жертву очень богатую наследницу, которая к тому же ненавидит свою семью. Великолепная добыча сама идет в руки. О чем еще можно мечтать?

Старики задвигались, Маргарита пихнула мужа в бок, словно заставляя его вступить в разговор, возразить.

— Ну так вот! Мы с женой уверены, что господин Сильвен любил Клодетту! — воскликнул он. — Такое нельзя не заметить!

А Маргарита добавила:

— Видели бы вы его в эти дни… после несчастья!

— В данный момент меня интересует Симона. Как она себя вела? Как относилась к нашим влюбленным?

— Она вела себя очень естественно… Как старшая сестра. Одобряла планы брата… А Клодетту холила-лелеяла.

— Холила-лелеяла, может, и слишком, — поправил Франсуа. — Скажем, держала себя с ней… вполне нормально.

— Ну, теперь сами видите. Сомнений быть не может. Ведь даже если предположить, что на глазах у Симоны были шоры, намерения влюбленных недолго оставались тайной. Клодетта доставила себе радость, поделилась. Вам это лучше меня известно, вы же сами при сем присутствовали. Теперь Симона все знала наверняка. И как она отреагировала?

Старики грустно качали головами.

— Отреагировала не она, — снова начал Флесуа. — Бедная мать и без того была на грани помешательства. Объявление дочери о помолвке и сразу же следом — признание в попытке самоубийства оказались для нее слишком тяжелым ударом. Только это совсем другая история… А мы вернемся к нашим ягняткам… Что это с вами?

Маргарита вдруг вся задрожала. Поднесла руки ко лбу, медленно провела ладонями по лицу.

— Я не осмеливалась, господин комиссар… — произнесла она и опустила глаза. — Простите… Я видела, как выходила хозяйка в ту ночь… И шла за ней до самого берега… Я слышала, как она крикнула: «Робер! Робер!»

Франсуа издал звук, похожий на рык. Он с недоумением и страхом смотрел на жену. На комиссара же ее признание, похоже, не произвело особого впечатления, лишь чуточку удивило.

— Ага! Ага! Очень показательно. Робером же звали ее первого мужа. И что вы сделали?

— Убежала. Я испугалась… испугалась покойного хозяина.

Флесуа высоко поднял брови и задумчиво проговорил:

— Робер Денизо… Изуродованный покойник… Наваждение «Мениля»… Значит, вы подумали… — продолжал он, с любопытством глядя на служанку. — А между тем все очень просто. Ваша несчастная хозяйка решила умереть и выбрала для этого место, где нашли тело ее мужа, вероятно, единственного мужчины, которого она любила. Она кричит: «Робер! Робер!» — зовет того, к кому собирается вскоре присоединиться… Трогательно, конечно, но ничего загадочного.

Он погрозил Маргарите пальцем с очень коротким ногтем.

— Вряд ли ваше свидетельство помогло бы нам в следствии. Но надо было рассказать… Правосудию надо сообщать все, что вам известно. Впрочем, теперь незачем возвращаться к этому. Вы меня слышите? Ни слова господину Ируа, он скоро приедет… И отнесется к вашему поступку не так снисходительно, как я.

Он закурил новую сигарету, поднялся и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по комнате. Окна были затворены. Мягкий свет заливал столовую. О стекло билась бабочка.

Комиссар долго молчал в задумчивости, потом медленно заговорил, очевидно обращаясь не столько к собеседникам, сколько к самому себе:

— Вот мы и подошли к убийству Клодетты… Да! Следствие проведено не блестяще. Были, правда, у нас смягчающие обстоятельства. Перед самым преступлением — страшная ссора между падчерицей и отчимом из-за денег. Разумеется, мы стали прежде всего искать причины трагедии в этом конфликте. Как тут не заподозрить Фомбье?.. Но потом-то мы должны были… Теперь это кажется очевидным. А тогда? Мы брали в расчет только домашних… Отец трагически погиб, настала очередь дочери… Как началось два года назад, так и пошло… Семейная драма, где посторонним места нет. Какие-то гости? Так, случайные люди…

Он подошел к столу. Положил руку на письма.