Весь этот мир

Мать Олли не выдерживает первой. Она поспешно сбегает вниз по ступенькам, присаживается рядом с мужем на корточки, проводит рукой по его спине. Олли жестом показывает ей, чтобы отошла, но она его игнорирует. Она наклоняется еще ближе, и в этот момент отец Олли перекатывается на спину и грубо хватает ее за запястье. С торжествующим лицом он вскидывает ее руку, как будто это трофей, который он завоевал. Потом поднимается на ноги и тащит ее за собой.

И снова Олли врывается между ними, но на сей раз его отец готов. Он двигается быстрее, чем когда-либо. Отпускает мать, хватает Олли за воротник рубашки и наносит ему удар в живот. Его мама кричит. И я кричу тоже. Отец наносит еще один удар. Я не вижу, что там происходит дальше, потому как вырываюсь из рук мамы и бегу. Я не думаю, просто перемещаюсь. Вылетаю из комнаты и мчусь по коридору. Прорываюсь в воздушный тамбур и выбегаю из дома в считаные секунды.

Я не знаю, куда бегу, но мне нужно оказаться рядом с ним. Я не знаю, что делаю, но я должна защитить его. Я несусь по нашему двору к кромке газона, которая ближе всего к дому Олли. Его отец замахивается снова, и я кричу:

– ПРЕКРАТИТЕ!

Они оба в тот же миг замирают на месте и, потрясенные, смотрят на меня. Опьянение отца настигает его. Он, пошатываясь, поднимается по ступеням и входит в дом. Мать следует за ним. Олли сгибается пополам, держась за живот.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Он поднимает на меня глаза, и гримаса боли на его лице сменяется замешательством, а потом страхом.

– Иди. Иди в дом, – говорит он.

Моя мама хватает меня за руку и пытается оттащить от него. Я смутно осознаю, что она в истерике. Мама оказывается крепче, чем я могла бы предположить, но моя потребность видеть Олли сильнее.

– Ты в порядке? – кричу я, не сходя с места.

Он выпрямляется – медленно, осторожно, как будто у него что-то болит, но боль не отражается на его лице.

– Мэдс, я в порядке. Иди в дом. Пожалуйста. – Воздух между нами наэлектризовывается. – Честно, я в порядке, – повторяет он, и я позволяю себя оттащить.

Мы снова оказываемся в воздушном тамбуре, и только теперь я начинаю осознавать, что наделала. Я что, серьезно побывала Снаружи?

Мама сжимает мое плечо, словно тисками. Она заставляет меня посмотреть ей в лицо.

– Я не понимаю, – говорит она пронзительным, растерянным голосом. – Почему ты это сделала?

– Я в порядке, – отвечаю я на вопрос, который она не задавала. – Это же всего минута. Меньше минуты.

Мама отпускает мою руку и берет меня за подбородок:

– С какой стати ты рисковала жизнью ради совершенно чужого человека?

Я не настолько искусный лжец, чтобы скрыть от нее свои чувства. Олли – в каждой клетке моего существа.

Она видит правду.

– Он не чужой, так?

– Мы просто друзья. Общаемся онлайн, – говорю я. Делаю паузу. – Прости. Я не подумала. Я просто хотела убедиться, что с ним все в порядке.

Я потираю плечи. Сердце колотится так быстро, что я ощущаю боль в груди. Меня захлестывает осознание чудовищности моего поступка, и я дрожу. Моя внезапная дрожь сводит на нет вопросы мамы, она сразу превращается в доктора.

– Ты к чему-нибудь прикасалась? – спрашивает она несколько раз подряд.

Я отвечаю, что нет, раз за разом.

– Мне пришлось выбросить твою одежду, – говорит мама после того, как я выхожу из душа – она настояла на том, чтобы я помылась. Произнося эти слова, она на меня не смотрит. – И нам придется быть крайне осторожными еще несколько дней, чтобы удостовериться… – Она умолкает, не в состоянии закончить фразу.

– Мама, прости.

Она выставляет вперед руку, качает головой.

– Как ты могла? – спрашивает она, наконец-то взглянув мне в глаза.

Я точно не знаю, о чем она говорит – о том, что я была Снаружи, или о том, что лгала ей. У меня в любом случае нет ответа.

Как только она оставляет меня, я подхожу к окну, ища взглядом Олли, но его нигде не видно. Вероятно, он на крыше. Я ложусь в постель. Я что, правда была Снаружи? Чем пах воздух? Дул ли ветер? Касались ли вообще земли мои ноги? Я трогаю свои руки, лицо. Они теперь другие? Другая ли я?

Всю свою жизнь я мечтала лишь о том, чтобы оказаться Снаружи. Но теперь, побывав там, ничего не помню. Кроме Олли, согнувшегося пополам от боли. Кроме его голоса, велевшего мне идти в дом.

Третья мэдди

ЭТОЙ НОЧЬЮ Я УЖЕ ПОЧТИ СПЛЮ, когда дверь в мою комнату открывается. В дверном проеме появляется мама. Я держу глаза закрытыми, притворяясь спящей. И все равно она входит и присаживается рядом со мной на постель. Долгое время она сидит не шевелясь. Затем наклоняется, и я понимаю, что она хочет поцеловать меня в лоб, как делала, когда я была маленькой. Но я перекатываюсь на бок, по-прежнему притворяясь спящей.

Я не знаю, почему я так поступаю. Кто эта новая Мэдди, которая беспричинно жестока? Мама поднимается, и я дожидаюсь, пока закроется дверь, и только потом открываю глаза.

На моей тумбочке лежит черная резинка. Она знает.

Жизнь – это дар