– Упаси Бог! Какой антисемит, когда Агасфер – в ближайших корешах…
– Ну, пару раз было. С Михаилом Федоровичем. Когда он был в стрипе. После «Прокопана-5», упаковки «релашки» и флакона «Имбирной». В пятой реанимации. Все никак кончить не мог. Пришлось русалок на помощь звать. Они хвостами его эрогенные зоны стимулировали…
И Джоди окунулась в воспоминания… А нас с Кертом заинтересовало местонахождение эрогенных зон Михаила Федоровича, для стимулирования коих требовались сразу три русалки. Судя по заинтересованному взгляду глазных дырок Кощея, этот интерес был присущ и ему. И Джоди, знавшая Кощея многие сотни лет, этот интерес почуяла…
– А эрогенные зоны, милый, у Михаила Федоровича были всюду. Такой у него был стрип. Ни какие-то примитивные зеленые черти, караван розовых слонов и хоровод брауншвейгских колбас. А русалки, теребящие хвостами его эрогенные зоны. Эстет! Ну и я, стимулирующая его восемнадцать сантиметров ведущей эрогенной зоны уже не помню каким способом. И совместными усилиями, тут еще Калабашка подоспела с Кикиморой, девки искусные, и прочий фольклор, он наконец кончил. И вернулся из стрипа. И перестал криком кричать, ремни рвать, пену выплевывать, жилами лицо разбухать, воздухом задыхаться и успокоился враз. И задышал ровнехонько, ровно младенчик, и глазки свои в кровяных прожилках прикрыл, и ногти из ладошек своих вытащил и уснул наконец. Так что, милый, – завершила свой рассказ-исповедь Джоди, – сношались мы с Михаилом Федоровичем в его стрипе… Вот и все…
Джоди замолчала, как и все, включая пятерку братьев Рейнхардт, от которых, правда, и до этого никто живого слова не слышал. Но Джоди сама и прервала молчание:
– Но это никоим образом не умаляет роли русского фольклора в выведении отдельного еврея Липскерова Михаила Федоровича из стрипа. В его русской разновидности. Именуемой delirium tremens. Но проблемы со сном у него остались. Мы же сами проводили его с девицей Эмми Уайнхауз в местечко Вудсток, на остров Буян, в часовенку с камнем Алатырь, исполняющим желания… А сейчас пойдем, милый, в покои, взойдем на ложе супружеское и проверим на эрогенность твои застоявшиеся в разлуке эрогенные зоны. Пошли…
И она коснулась перстами Кощеевой руки.
У КОЩЕЯ ВСТАЛО ВСЕ!
– А как же мы?! – хором спросили мы с Кертом. – Как нам пройти сквозь замок?
– В сельцо Вудсток? (Это я.)
– На остров Буян?(Это Керт.)
– В часовенку? (Опять я.)
– К камню Алатырь? (Опять Керт.)
– Исполняющему желания? – (Вместе.) – Ламца-дрица-оп-цаца?
– Да пошли вы на хрен, – отвещал Кощей.
А Джоди добавила:
– Джилиам, проводи дорогих гостей на хрен. В сельцо Вудсток, на остров Буян, в часовенку с камнем Алатырь, исполняющим желания.
И они с Кощеем ушли. А нас с Кертом проводил к exit'у из Кощеева замка старший лейтенант Джилиам Клинтон. Мы вышли на стежку-дорожку. Вслед нам махал лапой трехногий пес. А рукой нам махал какой-то пацан, чем-то напоминающий меня в детстве. И Михаила Федоровича. Которого я никогда в жизни не видел. По-моему.
Линия Джемми Хендрикса
– Тихо, лошадь, тихо… Нельзя скакать, очертя голова. У тебя уже пена падает. Как снег все равно. Плохо. Снег в поле. Всюду снег и всюду поле. Где укрыться? Под каким небом? И ветер, ветер… Куда скачу, не знаю. И этот пес трехногий где? Куда ускакал? Как он на трех ногах? Когда лошадь на четырех спотыкается. Холодно, холодно, холодно… А ведь только что был весна…
А ведь и правда весна… Куда девался снег, куда девался поле, куда девался пес этот бедный? И лошадь пропал. Хороший лошадь был… А может быть, он где-то есть? Лошадь не человек, просто так пропасть не может. Его искать будут. Он полезный. А человека кто искать будет? Когда вон их сколько! И всегда еще родить можно. Это когда яйца есть. У человека, у семья, у народ… А когда у народа яйца пропадают, кто тихти-пихти делать будет? А без тихти-пихти народа не получается. И тогда тихти-пихти весь народ. И пустое место остается…
Не знаю, что это за город. Был такой город у меня. И еще такой был. Много такой город был. Когда футбол играешь, много разных городов. Только каждый город – это стадион, гостиница и девочки. Разные девочки. Беленький, как снег, черненький, как вот… черненький, одним словом, ну и рыженький… Этот редко. У меня рыженький девочка, если честно, не был. Сто, может, стадионов, сто, может, девочек беленький, черненький, а рыженький не был. Один раз рыженький девочка мимо меня прошел с пустыми бутылками. Хороший девочка. Он мимо меня прошел после игры и вздрогнул. Чего вздрогнул, не знаю, но я этот девочка помню. Рыженький!!! Аллах!.. Это же тот самый город! А как его зовут? Слушай, отец, честно тебя прошу, как этот город называется?
Замудонск-Сибирский? Слушай, отец, а ты случайно такой рыженький девочка не знаешь? Какой-какой! Я ж тебе русским языком говорю – ры-жень-кий… Что тут не понять? Зайти в сауну брата Мика? А… брат всех девочек в городе знает? А как туда дойти? Собачка проводит? Аллах! Это же тот трехногий собака, который в степи пропал.