Экран погас. Маргарет ткнула в выключатель и продолжила мытье. Этим утром группа из службы новостей фотографировала ее за домашней работой. Ей было любопытно, как она и ее семья будут выглядеть на снимках. Репортер назвал Риту «подающим надежды энтомологом», а Дэвида представил как «Слепого пианиста-вундеркинда — одну из немногих жертв вируса ДРАМ, занесенного с необитаемой планеты А-4».
Со двора вошла Рита. Она была долговязым ребенком и не по годам развитым экстравертом. У нее были огромные голубые глаза, рассматривающие мир, пока ее собственные личные проблемы все еще дожидались решения.
— Я отчаянно голодна, когда мы будем ужинать?
— Когда я все приготовлю, — ответила Маргарет. Она с приступом раздражения отметила, что Рита обзавелась рваной паутиной в светлых волосах и полосой грязи поперек левой щеки.
«Зачем маленькой девочке увлекаться жуками? Это неестественно», подумала Маргарет и спросила:
— Откуда у тебя паутина в волосах?
— О, суккоташ! — Рита провела рукой по волосам, стерев возмутительную паутину.
— Откуда? — повторила Маргарет.
— Мама! Если кто-нибудь хочет узнать о насекомых побольше, то он неизменно сталкивается с подобными вещами! Мне только жаль, что я порвала паутину.
— Ну, а я огорчена, что ты до отвращения грязна. Ступай наверх вымойся и переоденься. Я не хочу, чтобы папа видел тебя в подобном виде.
Рита развернулась.
— И взвесься, — окликнула ее Маргарет. — Мне надо завтра сдать данные об общем весе нашей семьи за эту неделю.
Рита вприпрыжку выбежала из комнаты.
У Маргарет было отчетливое ощущение, что она слышала ворчливое «родители!». Звук детских шагов на лестнице стих. На втором этаже хлопнула дверь. Немного погодя Рита с грохотом скатилась по лестнице. Она вбежала на кухню.
— Мама, ты…
— У тебя не было времени, чтобы умыться, — проворчала Маргарет.
— Это Дэвид, — пискнула Рита. — Он выглядит странно и говорит, что не хочет никакого ужина.
Маргарет отвернулась от раковины, стараясь скрыть страх. Она по опыту знала, что Ритино «странно» может означать что угодно… буквально, что угодно.
— Что ты имеешь в виду под «странно», дорогая?
— Он такой бледный. Выглядит так, словно в нем нет никакой крови.
Маргарет вспомнила трехлетнего Дэвида. Тихая фигурка на больничной койке, телесного цвета питающие трубки, выходящие из его носа. Дэвид лежит бледный, и дыхание его такое тихое, что трудно уловить движение грудной клетки.
Она вытерла руки полотенцем.
— Пойдем посмотрим. Может быть, он просто устал.
Дэвид лежал на кровати, прикрыв одной рукой глаза. Близился вечер, и комната была погружена в полутьму. Глазам Маргарет потребовалось какое-то время, чтобы приспособиться к мраку. «Не потому ли слепые стремятся к темноте, что это дает им преимущество перед зрячими?» Она подошла к кровати. Мальчик был худощав и темноволос — в отца. У него был узкий подбородок и твердая линия рта, как у его деда Хатчела. Сейчас Дэвид выглядел таким хрупким и беззащитным… и Рита была права — ужасно бледным.
Маргарет, припомнив свой опыт медсестры, взяла руку Дэвида и пощупала пульс.
— Тебе нехорошо, Дэви? — спросила она.
— Я не хочу, чтобы ты меня так называла. Это детское имя. — Тонкие черты его лица были неподвижны.
Маргарет вздохнула.
— Извини, я забыла. Рита сказала, что ты не хочешь ужинать.
Рита вошла в комнату из коридора.
— Он положительно выглядит ослабевшим, мама.
— Сколько она еще будет меня опекать?
— Кажется, нам звонят, — сказала Маргарет. — Сходи проверь, Рита.
— Твои намерения до отвращения очевидны, — фыркнула Рита. — Если ты не хочешь, чтобы я была здесь, то просто скажи. — Она повернулась и медленно удалилась из комнаты.
— У тебя что-нибудь болит, Дэвид? — спросила Маргарет.
— Я просто устал, — проворчал он. — Почему ты не оставишь меня в покое?
Маргарет пристально посмотрела на него, пораженная его сходством с дедом Хатчелом. Это сходство становилось жутким, когда мальчик садился за рояль. Тот же жгучий трепет, тот же музыкальный гений, что заставлял слушателей набиваться в переполненные залы. «Наверное, именно потому, что «Стейнвей» принадлежал его деду, он страдает от разлуки с ним. Рояль — это символ унаследованного им таланта».
Она похлопала сына по руке и села на кровать рядом с ним.
— Тебя что-то беспокоит, Дэвид?
Черты его лица исказились, и он отвернулся.
— Уходи! — буркнул он. — Просто оставь меня одного!
Маргарет вздохнула, чувствуя себя не в своей тарелке. Ей отчаянно захотелось, чтобы Уолтер не работал на своей пусковой площадке. Сейчас она крайне в нем нуждалась. Маргарет еще раз вздохнула. Она знала, что должна делать. Кодекс колонистов гласил, что любые признаки недомогания должны рассматриваться врачом. Маргарет в последний раз похлопала Дэвида по руке и спустилась в прихожую. Она позвонила доктору Моуэри, закрепленному за ними медику. Он сказал, что будет примерно через час.
Когда Маргарет заканчивала разговор, вошла Рита, спросив:
— Дэвид умрет?
Все напряжение и раздражение этого дня выплеснулось в крике Маргарет:
— Что же ты за маленькая гадкая дрянь!