Весь Гарольд Роббинс. Книги 1-23

— В стране есть очень влиятельные политики, которые не хотят, чтобы армейский генерал становился президентом или премьером Франции, — объяснил мне Поль. — А наш генерал — голлист.

— Тогда он может не беспокоиться о будущем.

— Об этом мы узнаем только после войны, а пока надобно собирать урожай по мере его созревания.

— Я и не знал, что ты философ.

— Я не философ, а прагматик. — Поль улыбнулся. — Я считаю, что в этом мире ключевое слово — деньги. Если они у тебя есть, ты получишь то, что хочешь, и никто не будет тебе досаждать.

— Именно таких взглядов придерживаются французы?

Поль рассмеялся.

— За французов говорить не могу. Я корсиканец. А теперь наливай себе коньяка и наслаждайся жизнью. У меня есть кое-какие дела, но я вернусь к окончанию первого шоу.

Я выпил три порции коньяка, дожидаясь, пока Жизель появится на сцене. А потом аплодировал ей, как сумасшедший: очень уж она была хороша. Поль появился за столиком, когда шоу завершилось и аплодисменты перешли в овацию.

— Она очаровательна, не так ли?

Я кивнул.

— Более чем. Фантастическая женщина. И я говорю так не потому, что перебрал коньяка.

Поль положил руку мне на плечо.

— Джерри, я скажу своему шоферу, чтобы он отвез тебя и Жизель домой.

В квартиру мы вошли в начале первого.

— Я сварю кофе, — предложила Жизель.

— Не обязательно. Я не пьян.

Жизель рассмеялась.

— Я знаю, но мне надо поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты остался в живых после того, как выполнишь заказ и закончится война.

Я уставился на Жизель. Хмель как рукой сняло.

— Тебе известно что-то такое, о чем не знаю я?

— Ты должен помнить, что они корсиканцы.

— Даже генерал?

— Именно генерал. Среди корсиканцев он занимает едва ли не самый высокий пост. Он служит во французской армии, потому что верит в де Голля. Считает, что тот поддержит его в отделении Корсики от Франции и провозглашении острова независимым государством.

— Я ни шиша не смыслю во французской политике. А если де Голль не поддержит его?

— Начнется очередная гражданская война. Корсиканцы попытаются любым путем отделиться от Франции. И твоя работа на корсиканцев может закончиться плохо. Если французы не бросят тебя в тюрьму, то корсиканцы могут убить, потому что ты будешь слишком много знать об их делах.

— Господи! — Я не отрывал от нее глаз. — Зачем ты мне все это говоришь? Ты же подвергаешь опасности и свою жизнь.

Жизель рассмеялась.

— Я стриптизерша, а не Мата Хари. И я никак не задействована в их планах.

— Но ты же мне все о них рассказала. Жизель встретилась со мной взглядом.

— Я дура. Совсем как моя сестра. Она влюбилась в немца, а я — в американца.

Я взял Жизель за руку. Девушка прильнула ко мне.

— Я знаю, что ты не любишь меня, — прошептала Жизель. — Но мне все равно. Я тебя люблю, а это главное.

— Я тебя не понимаю, — честно признался я.

— Я француженка. Так что понимать тебе нечего. Пока мы здесь, мы будем любить друг друга. Я поцеловал ее в мягкие дрожащие губы.

— Когда-нибудь ты меня полюбишь? — прошептала Жизель.

— Я уже тебя люблю.

Какая же она была красивая. Но совсем не такая, как на сцене. Там у нее все было больше: налитая грудь, крутые бедра, длиннющие ноги. В спальне она словно уменьшилась в размерах. Превратилась в юную девушку с яркими синими глазами и доверчивым лицом.

Раздевшись, Жизель встала передо мной.

— Француженки не такие крупные, как американки. Ты удивлен?

— Нет. — Я коснулся упругой кожи. — Только на сцене ты выглядела иначе.

— Я и там такая же. Просто в костюмах в соответствующих местах вставлены накладки, поэтому, когда мы раздеваемся, зрители видят то, что представляли себе несколькими минутами раньше.

— Я ничего не знаю о шоу-бизнесе. Но здесь ты еще прекраснее, чем на сцене.

Она прижала мое лицо к своей груди, потом заставила двинуться ниже, по животу, пока я не добрался до ее «киски». Я почувствовал губами ее набухший клитор, и тут она закричала: «Не могу больше сдерживаться! Не могу!»

Жизель крепко держала мою голову между своих ног, окатив мне лицо горячей мочой. И не отпускала, пока ее тело не перестали сотрясать волны оргазма. Потом она посмотрела на меня.

— Ты сердишься?

— Нет, — ответил я. — Но мне нужно полотенце. И я оставляю за собой право окатить тебя золотым душем, какой ты устроила мне.

— Я тебя люблю. — Жизель нежно похлопала меня по мокрой от мочи щеке. — У тебя есть право делать все, что ты захочешь.

— Годится, — кивнул я. — Значит, теперь мы можем потрахаться?

ГЛАВА 9

Я очутился в новом мире. Никогда раньше я не жил с женщиной. С Китти у нас все было не так. Мы не могли ни остановиться, ни оглянуться. Только и делали, что срывали друг с друга одежду. Но мы и не жили вместе. У меня была своя квартира, она жила у отца. Мы все время за чем-то гнались. То за плотскими утехами, то за деньгами. И лишь теперь я осознал, что желания Китти совершенно не совпадали с моими. Ее обуревала жадность. Ей хотелось денег, секса, власти. Я же в силу своей молодости воспринимал жизнь сквозь розовые очки. Вот почему Китти так легко переметнулась от меня к Гарри. Я стал лишь ступенькой на той лестнице, по которой она поднималась к вершине.