В два прыжка я оказался на крыше. Отвинтить вентиляционную решетку было делом двух минут. Я спешил, я представлял себе, как волнуются мои соплеменники. Без меня мог начаться бунт, ведь зачастую лишь моей железной волей удавалось удержать их в повиновении.
Вот наконец решетка летит в сторону.
Но кто-то идет по дорожке.
Пришлось лечь, прижаться к крыше.
Я почуял запах Джонни. Этого еще не хватало. Я чуть не рассмеялся! Романтическое приключение! Соперник во тьме!
Я услышал, как этот недоумок стучит в стекло, вызывая девушку. Жуткая ревность обуяла меня. Но что делать? Затевать с ним драку? Тогда мне в голову пришла рискованная идея.
— Кто здесь шляется? — спросил я громким басом, подражая директору. — Немедленно спать! Иначе отправлю в зоопарк.
Мой розыгрыш подействовал. Раздались быстрые шаги — Джонни перетрусил и покинул поле боя.
Теперь следовало спешить втройне. Меня могли услышать. Особенно я не выносил сторожевого робота, который, правда, вступает на вахту лишь после полуночи. Мы хотели его сломать, но, разумеется, природное наше легкомыслие победило — забыли.
Я проник в вентиляционный люк. Там было тесно.
Я загудел, призывая девушку. Она поняла. Протянув вниз руку, я нащупал ее нежные длинные пальцы.
Я помог ей выбраться на крышу.
Она доверчиво последовала за мной.
Какое счастье! Она всем своим видом, каждым движением говорила: «Ты мой избранник».
«Ты у меня еще научишься говорить», — подумал я.
У флаера начиналась паника. Я исчез, указаний нет. Дзитта еле удерживает все мое воинство внутри. Барри накинулся на меня с упреками. Я передал ему барышню, а сам быстро прошел к креслу пилота.
— Внимание! — сказал я. — Всем занять места. Матери, держите детей. Мы спешим. Нас ждут леса Африки. Нас ждет свобода!
Через стекло я кинул прощальный взгляд на институт. Некоторые окна еще светились. Старинное здание, построенное по моде XX века, темной громадой поднималось над деревьями.
Я провел рукой над пультом, мысленно включая автоматику. Загорелись огоньки на пульте.
Я набрал код — я знал, как это делать. Направление… Загорелась карта Северного полушария. Я нашел на ней Конго. Дотронулся указкой до нужной мне точки. Дал старт. Флаер быстро пошел вверх.
Сзади верещали ребятишки.
Институт провалился в темень.
Огни на земле тускнели. Мы пронзили редкие облака. Машина поворачивалась, ложась на нужный курс.
Я смотрел на карту передо мной. Тонкая зеленая полоска — наш маршрут — начала расти и изгибаться к югу. Я задумался.
Неожиданно я почувствовал прикосновение.
Я обернулся. Моя возлюбленная стояла рядом. Она хотела быть со мной.
Я улыбнулся ей.
— Мы в безопасности, — сказал я Барри, который сидел в соседнем кресле. — Они нас не догонят.
— Они могут поднять машину с аэродрома на пути.
— Вряд ли, — сказал я. — Они до сих пор не хватились. А если и хватились, то не догадаются, куда мы делись.
И в этот момент зловеще вспыхнул экран связи.
Первым моим движением было желание спрятаться, скрыться от глаза экрана. Я пригнулся.
Ахнул рядом Барри.
Но потом я понял, что скрываться нет смысла. Лучше встретить опасность лицом к лицу.
На экране было лицо директора института. Батя был серьезен.
— Лидер, — сказал он, — я знаю, что ты здесь.
— Я здесь, — сказал я, выпрямляясь. — И вы можете убить нас, но вы не сможете остановить нас.
— Лидер, — сказал Батя, — может, ты хочешь, чтобы наш разговор был без свидетелей? Тогда скажи Барри, чтобы он ушел.
— Хорошо, — сказал я.
— Я останусь, — сказал верный Барри. — Я не боюсь.
— Директор прав, — сказал я. — Выйди. У тебя длинный обезьяний язык.
Барри обиделся. Он медленно вылезал из кресла, ворчал что-то. Девушка оробела, она смотрела на меня, на директора, который ее не замечал. Он знал, что она ничего не понимает. В отличие от многих других директор знал всех нас в лицо.
Я протянул руку — пилотская кабина невелика — и закрыл дверь.
— Что вы хотите сказать? — спросил я. — В чем ваш ультиматум?
— Это не ультиматум, — сказал директор, — а только информация.
— Прошу. — Я отчаянно трусил. Против меня был весь мир — три миллиарда людей.
— Лидер, вот уже несколько лет, как мы осознали, что приборы наши не дают объективной картины вашего состояния. Мы не сразу и не единодушно поняли, что наш Эксперимент удался. Удался даже более, чем мы на то рассчитывали. Двести лет работы накладывают стереотипы поведения на экспериментаторов. Мы закоснели. Но когда мы поняли, что загнали вас, наших младших братьев, которым мы дали разум, не спрашивая их разрешения, в тупик, привели к необходимости таиться…
— Вы давно это поняли?
— Давно.
— Почему вы тоже таились?
— Потому что не могли прийти к общему мнению, потому что неизвестно было, как продолжать Эксперимент, потому что надо было передавать ответственность за него тем, кто вырос у нас на глазах… Это сложно. Может быть, со временем мы сядем с вами, Лидер, и обсудим эту проблему за чашкой чая.
Я понял, что впервые за двести лет к шимпанзе обращаются на «вы».
— Простите, — сказал я твердо, сжимая руку девушки, — но мы не вернемся. Опыты кончились!