Весь Клайв Баркер в одном томе

Перед этой мрачной шеренгой стояли две трибуны для зрителей. Та, что побольше, была простой конструкции — как пролет лестницы с высокими и широкими ступенями. Она уже заполнилась богобоязненными лордами и леди, хорошо заплатившими за право посмотреть на казнь с комфортом. Другая конструкция была поменьше, с драпировками и балдахином из роскошного красного бархата, защищавшим тех, кто будет там восседать, от дождя и ветра. Над балдахином водрузили высокий крест, дабы никто не усомнился, что именно здесь расположится новый архиепископ со своей свитой.

Когда я спустился к подножию холма, я перестал что-либо видеть. Почему? Потому что, как ни противно это признавать, ростом я был ниже всех окружавших меня крестьян. И пострадало не только мое зрение, но и обоняние: со всех сторон меня подпирали грязные завшивевшие тела. Дыхание людей было тошнотворным, а газы — к их источникам я, увы, был очень близко — казались ядовитыми.

На меня накатила паника, как будто змея ползла по позвоночнику из живота в мозг, превращая мои мысли в испражнения. Я дико забился, и с моих уст сорвался вопль — пронзительный, как крик зарезанного ребенка. Так кричала моя мать в ночных кошмарах. От этого вопля грязь под моими ногами пошла трещинами.

Мой крик неизбежно привлек нежелательное внимание тех, кто стоял неподалеку и знал, откуда исходит звук. Люди отшатнулись от меня. В их глазах, где до этого момента светился лишь тусклый отблеск невежества и вырождения, засверкал суеверный ужас.

— Гляньте, земля трескается у него под ногами! — взвыла какая-то женщина.

— Его ноги! Боже милосердный, поглядите на его ноги! — завопила другая.

Грязь густо облепила мои ноги, но все-таки не могла скрыть правду.

— Это не человек!

— Ад! Это тварь из ада!

Отчаянный страх обуял толпу. Женщина, с которой началась суматоха, снова и снова выкрикивала одно и то же слово: «Демон! Демон! Демон!» — а другие бормотали молитвы и крестились.

Воспользовавшись их оцепенением, я испустил еще один вопль из маминых кошмаров, такой громкий, что из ушей близко стоявших крестьян заструилась кровь. Потом я устремился к той женщине, которая все это начала. Она все еще голосила про демона, когда я подбежал к ней. Я схватил эту женщину за шею и бросил на растрескавшуюся землю, поставил облепленную грязью когтистую ногу на ее лицо, чтобы утихомирить и удушить. Она уже задыхалась, потратив слишком много сил на свои обличительные выкрики. Жизнь покинула ее за полминуты.

Сделав дело, я углубился в толпу. На моих устах еще не замер разрывавший уши крик, и люди расступались передо мной. Я шел, опустив голову и не разбирая дороги, я не сомневался, что если двигаться вперед, неизбежно доберешься до открытого пространства перед зрителями. Когда гул голосов вокруг меня внезапно стих, я решил, что толпа осталась позади. Но народ рассеялся не потому, что я выбрался из его гущи, а потому что два солдата, в шлемах и при оружии, подошли и направили на меня алебарды. Я поскользнулся и резко затормозил в грязи, в считаных сантиметрах от клинков. Последний отголосок крика моей матери захрипел и смолк.

Первый солдат был почти на полметра выше своего товарища. Он поднял забрало шлема, чтобы получше меня рассмотреть. Лицо солдата было таким же тупым, как у окружавших меня крестьян. В его глазах я видел только одно: как он собирается сбить меня с ног, пригвоздить к земле и оставить на растерзание толпе.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Джакабок Ботч, — ответил я. — Пожалуйста, поверьте мне…

— Ты демон?

Чернь разразилась обличительными криками: я убил невинную женщину, из-за меня ей уготована дорога в ад! А еще я издавал звуки, от которых многие люди оглохли!

— А ну все заткнитесь! — рявкнул солдат.

Шум утих, и он повторил вопрос. Нелепо было отрицать то, что стало бы явным, если бы он заставил меня раздеться. Поэтому я признался.

— Да. — Я поднял руки, словно решил сдаться. — Я демон. Но меня выволокли сюда обманом.

— Ох, бедненький, — отозвался солдат. — Несчастного маленького дьявола обманули.

Он ткнул в меня концом алебарды, целясь в кровавое пятно над раной, нанесенной прежним хозяином моей одежды. Рана была невелика, но от удара снова открылась. Я не издал ни единого стона. Из подслушанных досужих разговоров папаши Г. и его друзей я знал ничто не приносит палачу большего удовлетворения, чем крики и мольбы тех, чьи нервные окончания они терзают тупыми клинками и раскаленным металлом.

К сожалению, мое молчание подвигло солдата на поиск новых способов добиться ответа. Он вонзил алебарду поглубже и повернул клинок. Кровь хлынула потоком, но я сдержался и не вымолвил ни слова.

Солдат снова ткнул и повернул лезвие; снова полилась кровь; снова я молчал. Мое тело сотрясала дрожь, так упорно я подавлял в себе желание закричать. Люди из толпы, по большей части ведьмы лет двадцати и моложе, приняли эти спазмы за агонию и осмелели. Они приблизились ко мне и вцепились в мою одежду, чтобы сорвать ее.

— Давай-ка посмотрим на тебя, демон! — завопила одна из женщин. Она ухватилась за мой воротник и оторвала его.