Весь Мегрэ. Том 1

Стоило Мегрэ сделать несколько шагов вверх по лестнице, как его окликнул лифтер, предлагая воспользоваться лифтом. Комиссар даже не обернулся.

На втором этаже у него поинтересовались:

— Вам куда?

Мегрэ, казалось, не расслышал вопроса. Он оглядывал коридоры, по которым так, что от этого мутило, убегала в бесконечность красная ковровая дорожка. Он продолжал подниматься.

На третьем этаже, по-прежнему засунув руки в карманы, он принялся изучать бронзовые дощечки с номерами комнат. Дверь в номер 17 была открыта. Коридорные в полосатых жилетах вносили чемоданы.

Пассажир «Северной звезды», который уже успел снять пальто, оказался очень худым изящным мужчиной в твидовом костюме. Не выпуская изо рта папиросы, он отдавал распоряжения.

Номер 17 был не просто гостиничным номером, а представлял собой настоящие апартаменты: гостиная, кабинет, спальня, ванная. Двери его выходили как раз на стык двух коридоров, где, как скамейку на перекрестке, установили широкий полукруглый диван.

На нем-то, прямо напротив распахнутой двери, и устроился Мегрэ, вытянув ноги и расстегнув пальто.

Петерс Латыш заметил его, но продолжал отдавать распоряжения: лицо его не выразило ни удивления, ни недовольства. Когда коридорные закончили расставлять чемоданы и портпледы на подставки, он сам пошел закрывать дверь, но придержал ее на мгновение, чтобы рассмотреть комиссара.

Времени у Мегрэ было достаточно: он выкурил три трубки и отправил восвояси двух коридорных и одну горничную, хотевших выяснить у него, чего он тут дожидается.

Когда на часах пробило восемь, Петерс Латыш вышел из номера в смокинге, строгий покрой которого выдавал руку лучшего английского портного; он выглядел еще более худым и изысканным, чем в час своего приезда.

Латыш был без шляпы. Очень светлые коротко подстриженные и уже редеющие волосы начинались где-то с середины головы, обнажая несколько покатый лоб; через редкую шевелюру просвечивала розовая кожа.

Белые руки удлиненной формы. На безымянном пальце левой — тяжелая платиновая печатка с желтым бриллиантом.

Он по-прежнему не выпускал изо рта папиросу. Мимоходом Петерс Латыш едва не задел Мегрэ, чуть было не остановился, взглянул на комиссара так, словно ему взбрело в голову заговорить с ним, но, занятый своими мыслями, проследовал прямо к лифту.

Десятью минутами позже он занял место за столиком мистера и миссис Мортимер Ливингстон, к которым было приковано внимание всего зала.

Жемчуга на шее у миссис Ливингстон тянули на добрый миллион.

Накануне ее муж помог выбраться из затруднительного финансового положения одной крупной французской автомобильной компании, при этом, конечно, оставив за собой контрольный пакет акций.

Вся троица беззаботно болтала. Петерс Латыш не закрывал рта, говорил негромко, слегка наклоняясь вперед.

Чувствовал он себя совершенно спокойно и, несмотря на то что темный силуэт Мегрэ в холле был ему хорошо виден через застекленные двери, вел себя естественно и свободно.

Мегрэ потребовал в регистратуре список постояльцев. У него не вызвало никакого удивления, что в том месте, где Латыш должен был вписать свое имя, стояло: «Освальд Оппенхайм, судовладелец, прибыл из Бремена».

Вне всякого сомнения, паспорт у него был в порядке, и все акты гражданского состояния на это имя тоже в наличии, как, впрочем, и на другие имена, которыми он пользуется.

Не вызывало сомнений и то, что чету Мортимер Ливингстон он уже встречал ранее — в Берлине, Варшаве, Лондоне или Нью-Йорке.

Возможно, он приехал в Париж только затем, чтобы встретиться с ними и провернуть одну из тех колоссальных афер, на которых специализируется.

Учетная карточка, которая была в кармане у Мегрэ, гласила: