Весь Мегрэ. Том 2

Пока что он понял только одно: старая дама уехала из дома тайком, без ведома семьи.

— Могу побожиться: знай они, что я здесь…

— Простите, а где вы живете?

— Ну конечно в Орсене!

Таким тоном могла бы сказать королева Франции:

«Ну конечно в Версале!» Разве не всем было известно, что Бернадетта Аморель — фирма «Аморель и Кампуа» — жила в Орсене, деревушке на берегу Сены, между Корбейем и лесом Фонтенбло?

— Что вы на меня смотрите как на помешанную? — продолжала старая дама. — Конечно, они постараются вам это внушить. Но вы не верьте им.

— Простите, сударыня, могу ли я позволить себе спросить: сколько вам лет?

— Можете, молодой человек. Седьмого сентября мне стукнет восемьдесят два. Но у меня еще ни одного вставного зуба, если это вас интересует. И вполне возможно, что я еще успею кое-кого похоронить. В особенности я была бы счастлива похоронить своего зятя…

— Не хотите ли чего-нибудь выпить?

— Стакан холодной воды, если у вас найдется. Он сам подал ей стакан.

— В котором часу вы выехали из Орсена?

— В половине двенадцатого. Как только они уехали… Я предупредила Франсуа. Франсуа служит у нас помощником садовника. Он славный малый. Я помогала его матери при родах, когда он появился на свет. Никто в доме и не подозревает, что он умеет водить автомобиль… Однажды ночью, когда мне не спалось — надо вам сказать, комиссар, что я никогда не сплю, — я заметила, как он при лунном свете пытается завести наш старенький «Рено»… Это вас интересует?

— Очень.

— Такие-то пустяки!.. Старая машина стояла уже не в гараже, а в конюшне. Это лимузин, который остался еще от моего мужа. С тех пор, как он умер, прошло уже двадцать лет, так что можете судить сами… Так вот, этот парнишка — не знаю, как ему удалось, — сумел починить машину и ночью разъезжал на ней по дорогам.

— Это он вас сюда привез?

— Да. Он ждет меня у дома.

— Вы не завтракали?

— Я ем только тогда, когда у меня есть свободное время. Терпеть не могу людей, которым вечно хочется есть.

При этом она невольно окинула укоризненным взглядом толстый живот комиссара.

— Вот видите, как вы потеете. Но это ваше дело… Мой муж тоже хотел все делать по-своему, и его давно нет в живых… Ведь вы уже два года на пенсии, не так ли?

— Да, скоро будет два года.

— Значит, вы скучаете. И, стало быть, согласитесь сделать то, что я вам предложу. В пять часов здесь останавливается поезд, идущий на Орлеан, и я могла бы по дороге подбросить вас на вокзал. Конечно, самое простое — отвезти вас на машине прямо в Орсен, но вас там сразу заметят, и все дело будет загублено.

— Простите, сударыня, но…

— Так и знала, что вы заупрямитесь. Но послушайте меня! Мне просто необходимо, чтобы вы провели несколько дней в Орсене… Пятьдесят тысяч, если справитесь с делом. А если не получится — пусть будет десять тысяч плюс издержки.

Она открыла сумку и стала перебирать приготовленные банкноты.

— В Орсене есть гостиница. Вы не рискуете ошибиться, другой у нас нет. Она называется «Ангел». Вам там будет ужасно неудобно, потому что бедная Жанна — полусумасшедшая. Ее я тоже знала совсем маленькой. Быть может, сначала она не захочет вас принять, но вы сумеете с ней поладить, я в этом не сомневаюсь. Она будет довольна, если вы заведете с ней разговор о болезнях. Она убеждена, что у нее есть все до одной!

Г-жа Мегрэ принесла поднос с кофе, но старая дама, не оценив ее любезности, только фыркнула:

— Что это значит? Кто вам велел приносить кофе? Унесите.

Она приняла ее за служанку, так же как поначалу приняла Мегрэ за садовника.

— Я могла бы порассказать вам кучу всякой всячины, по я о вас много слышала и понимаю, что у вас самого хватит ума во всем разобраться. Советую вам только одно: не давайте моему зятю обвести вас вокруг пальца. Он может опутать любого. Весьма любезен — другого такого любезного человека не найдешь, любезен до тошноты. Но в тот день, когда ему отрубят голову…

— Простите, сударыня…

— Вы слишком много извиняетесь, Мегрэ. У меня была внучка, единственная внучка — дочь этого проклятого Малика! Малик — фамилия моего зятя. Это вы тоже должны знать. Шарль Малик… Моей внучке, Моните, на будущей неделе исполнилось бы восемнадцать…

— Вы хотите сказать, что она умерла?

— Ровно неделю назад. Позавчера мы ее похоронили. Ее тело прибило к нижнему шлюзу… А раз Бернадетта Аморель говорит вам, что это не несчастный случай, вы должны ей верить. Монита плавала как рыба. Кое-кто попытается вас убедить, что она была неосторожна, любила купаться в одиночестве в шесть утра, а иногда даже ночью. И все-таки утонуть она не могла! А если они будут твердить, что она, быть может, хотела покончить с собой, скажите им, что они лгут.

Внезапно, без всякого перехода, комедия превратилась в трагедию, но странно: старая дама не плакала. Ее удивительно черные глаза даже не увлажнились. Вся ее сухая нервная натура дышала прежней жизненной силон, в которой, несмотря на драматизм ситуации, было что-то комическое.