Весь Мегрэ. Том 2

Метрдотель вошел с подносом, на котором были кофе, яичница с беконом, варенье, но Декстера, который страдал булимией (Ненормальное усиление аппетита) и всегда мечтал о какой-нибудь еде не меньше, чем о пятистах долларах, затошнило от запаха и вида еды. Он отвернулся с таким видом, словно его вот-вот вырвет.

— Не хотите чего-нибудь выпить?

— Водички.

Он выпил два, три, четыре стакана — один за другим, не переводя дыхания.

Капли пота сверкали на бледном лбу; он держался за стол, но все равно раскачивался всем своим длинным тощим телом.

— Скажите капитану О'Брайену, который всегда считал меня порядочным человеком и рекомендовал вам, что я подлец.

Он протянул Мегрэ банковые билеты:

— Возьмите их. Делайте с ними что хотите. Они мне не принадлежат. Сегодня ночью… Сегодня ночью…

Казалось, он собирается с силами, чтобы преодолеть самое трудное.

— …сегодня ночью я продал вас за пятьсот долларов. - Телефонный звонок.

— Слушаю… Что? Вы уже внизу?.. Поднимайтесь, лейтенант… Я не один, но это неважно.

— Это из полиции? — с горькой улыбкой спросил клоун.

— Не бойтесь. Можете говорить при лейтенанте Льюисе. Это друг О'Брайена.

— Пусть делают со мной что хотят. Мне все равно. Лишь бы поскорее.

Ноги под ним буквально подгибались.

— Входите, лейтенант. Рад познакомиться с вами. Вы знакомы с Декстером?.. Ну, неважно, его знает О'Брайен. Думаю, что он может рассказать нам нечто весьма любопытное. Садитесь, пожалуйста, вот в это кресло; Декстер будет рассказывать, а я пока перекушу.

Комната казалась почти веселой благодаря солнцу, заливавшему ее косыми лучами, в которых плясали золотые пылинки Мегрэ все-таки был не уверен, правильно ли он поступил, пригласив лейтенанта присутствовать при разговоре с Декстером. Ведь О'Брайен не солгал, когда сказал накануне, что лейтенант — человек совсем другого склада, нежели он.

— Счастлив познакомиться с вами, комиссар.

Но сказал это Льюис без улыбки. Чувствовалось, что он на работе; уселся в кресло, положил ногу на ногу, закурил сигарету и, хотя Декстер еще и рта не раскрыл, вытащил из кармана записную книжку и карандаш.

Это был среднего роста, ни толстый ни тонкий, интеллигентного вида мужчина — его можно было принять, например, за преподавателя; у него был длинный нос, очки с толстыми стеклами.

— Если нужно, можете записать мои показания, — произнес Декстер таким тоном, как будто уже прочитал свой смертный приговор.

Но лейтенант не шевельнулся; держа карандаш в руке, он смотрел на клоуна с поразительным хладнокровием.

— Было, наверное, часов одиннадцать вечера. Точно сказать не могу. Может быть, ближе к полуночи. Я зашел в бар поблизости от муниципалитета. Пьян не был. Клянусь, я не был пьян, можете мне поверить. Два человека облокотились на стойку рядом со мной, и я понял, что это не случайно, что они искали меня.

— Вы могли бы их опознать? — спросил лейтенант. Декстер посмотрел сперва на него, потом на Мегрэ, как бы спрашивая, к кому он должен обращаться.

— Они искали меня. Такие вещи чувствуешь. Я догадался, что они из банды…

— Из какой банды?

— Я очень устал, — произнес Декстер. — И если меня будут все время перебивать…

Мегрэ, уплетая яичницу, не смог сдержать улыбки.

— Они предложили мне выпить, и я понял, что они хотят что-то у меня выведать, Видите, я не пытаюсь ни обманывать вас, ни оправдывать себя. Я понимал также, что, если выпью, — я погиб, но все-таки выпил не то четыре, не то пять scotches[11] — точно не помню. Они говорили мне «Роланд», хотя я не назвал им своего имени. Потом повели меня в другой бар. Потом в третий, но на сей раз мы ехали на машине. И в этом баре мы все втроем поднялись в бильярдную, где никого не было. Я подумал, уж не собираются ли они убить меня. Один из них запер дверь на ключ и сказал мне: «Сядь, Роналд. Ты ведь бедняк, верно? И всю жизнь был бедняком. И если ты ничего не смог добиться в жизни, то лишь потому, что у тебя не было денег, не с чего было начинать». Вы сами, господин комиссар, видели, каким я бываю, когда выпью. Я вспомнил себя маленьким ребенком, вспомнил всю свою жизнь: я всегда был беден, всегда старался заработать хоть несколько долларов. И я заплакал.

Что мог записывать за ним лейтенант Льюис? А ведь он что-то писал в своей книжечке и при этом был так серьезен, как если бы допрашивал опаснейшего преступника, — Тут один из них — тот, что повыше, — вытащил из кармана банкноты, новенькие банкноты по сто долларов. На столе стояла бутылка виски и содовая. Не знаю, кто их принес, — не помню, чтобы в бильярдную заходил официант. «Пей, болван», — сказал мне тот тип. Я выпил. Потом он пересчитал билеты у меня на глазах, сложил их и сунул в карман моей куртки. «Видишь, мы с тобой по-хорошему. Тебя можно было бы выпотрошить другим способом — припугнуть: ты ведь трус. Но мы такие же бедняки, как ты, и решили, что лучше будет заплатить тебе. Понимаешь? Ну а теперь — к делу! Ты расскажешь нам все, что знаешь. Понятно?» Клоун посмотрел на комиссара своими блеклыми глазами и выговорил:

— Я сказал им все.

— Что вы им сказали?

— Всю правду.

— Какую правду?

— Что вам известно все.