Весь Мегрэ. Том 2

Кто утверждал, что в такие моменты он словно становится грузней? Не бывший ли начальник уголовной полиции, годами наблюдавший за тем, как он работает? Это, конечно, была только шутка, но в ней заключалась немалая доля истины. Мегрэ вдруг начинал казаться еще более неповоротливым, еще более тяжеловесным. У него появлялась особая манера держать трубку, время от времени делая короткие затяжки, смотреть вокруг с отрешенным видом; на самом же деле он был целиком, поглощен работой мысли.

В конечном итоге это означало, что действующие лица драмы перестали быть для него абстрактными существами, пешками, марионетками и стали конкретными людьми.

И Мегрэ влезал в шкуру этих людей. Упорно старался влезть в их шкуру.

Разве не мог он продумать, пережить, выстрадать то, что продумал, пережил и выстрадал один из ему подобных?

Такой-то индивидуум в определенный момент своей жизни, в определенных обстоятельствах реагировал так-то и так-то, и Мегрэ, в конечном итоге, старался поставить себя на его место, вызвать у себя аналогичные реакции.

Но все это делалось неосознанно. Мегрэ не отдавал себе в этом отчета. Например, завтракая в полном одиночестве за стойкой, он считал, что он — Мегрэ и только Мегрэ.

А вот если бы он посмотрел на себя в зеркало, он увидел бы выражение лица Маленького Джона. Как раз то выражение, которое он заметил на лице у бывшего скрипача, когда тот впервые посмотрел на комиссара через полуоткрытую дверь, выйдя из самой дальней комнаты своего огромного номера в «Сент-Рейджи», из той скудно обставленной комнаты, где он устроил себе нечто вроде убежища.

Был ли то страх? Или что-то вроде покорности судьбе?

Маленький Джон в затруднительных обстоятельствах подходил к окну, нервно отдергивал занавеску и смотрел на улицу, и тогда Мак-Джилл автоматически брал руководство на себя.

Недостаточно было сказать себе: «Маленький Джон такой и этакий…» Надо было почувствовать его. Надо было превратиться в него. Вот почему для Мегрэ, когда он шагал по улицам, подзывал такси и ехал в порт, окружающий мир не существовал.

Был Маленький Джон, который со скрипкой под мышкой вместе с кларнетистом Жозефом приплыл на «Аквитании» из Франции.

И был Маленький Джон, который во время неудачного турне по Южным штатам делил свой обед с худенькой, болезненной девушкой, с некой Джесси, с которой, впрочем, делился едой еще один человек, Мегрэ еле взглянул на двух полицейских, стоявших на пристани. На его губах мелькнула легкая усмешка. Их, конечно, прислал на всякий случай лейтенант Льюис, но обижаться на него было не за что: Льюис исполнял свои обязанности весьма добросовестно.

Только за четверть часа до отплытия судна к зданию таможни подкатил длинный лимузин; первым из него вылез Мак-Джилл, затем Жан Мора в костюме из светлого твида, купленном, очевидно, в Нью-Йорке, и, наконец, Маленький Джон, который, казалось, раз навсегда решил носить либо темно-синие, либо черные костюмы.

Мегрэ не стал прятаться. Эти трое должны были пройти мимо него. Реагировали они каждый по-своему. Мак-Джилл, который возглавлял шествие и нес небольшой саквояж Жана, сперва нахмурил брови, потом — возможно, из фанфаронства — состроил легкую презрительную гримасу.

Жан Мора заколебался, посмотрел на отца, подошел к комиссару и пожал ему руку.

— Вы, значит, не едете… Еще раз прошу прощения. Вы должны были бы вернуться вместе со мной. Ведь ничего же не случилось. Я вел себя, как дурак.

— О да!

— Благодарю, комиссар!

Что касается Маленького Джона, то он прошел дальше и стал ждать своих спутников, потом просто, без высокомерия кивнул Мегрэ.

Раньше комиссар видел его только в номере «Сент-Рейджи». И теперь немного удивился, обнаружив, что тот вне стен гостиницы выглядит еще меньше ростом, чем казалось. Кроме того, он был еще более старым, еще более потрепанным жизнью. Может быть, он изменился недавно? Этот человек был как будто окутан дымкой, в нем уже не ощущалось его потрясающей энергии.

Мегрэ не придал этому значения. Едва ли он даже задумался над этим.

Последние пассажиры поднимались на борт. Друзья и родственники, задрав головы, выстроились на набережной. Несколько англичан, следуя старинному обычаю, бросали отъезжающим серпантин, а те с серьезным видом ловили его.

Комиссар заметил Жана Мора, который одним из первых поднимался по трапу. Мегрэ смотрел на него снизу вверх, и на мгновенье ему показалось, что он видит не сына, а отца, присутствует не при сегодняшнем отплытии, а при давнишнем, когда Джоаким Мора отбыл во Францию, где оставался около десяти месяцев.

Правда, Джоаким Мора путешествовал не в первом классе, а в третьем. Один он приехал на пристань? А может быть, его провожали на набережной два человека?

Этих двоих Мегрэ машинально искал глазами; он представлял себе кларнетиста и Джесси; они так же, как он сейчас, задрав головы, ждали, когда пароход отвалит от причала.

Потом… Потом они оба ушли. Это Джозеф взял под руку Джесси? Или Джесси машинально сама оперлась на руку Джозефа? Плакала она? Говорил ли ей спутник: «Он скоро вернется»?