Весь мир театр

— Это вино, милорд. Его мне дал Шекспир, я при нем налил в склянку и разбавил водой — для сцены и того достаточно… Но вино было обычным, клянусь! Мы с мастером потом по глоточку употребили, мастер Уильям даже больше, и ничего с нами не произошло…

— Значит, яд разводил ты?

— Это не яд, милорд! На сцене для игры вино разбавленное мы наливаем. Флакон побольше — чтобы зрители из дальнего ряда видели, что происходит. А потом, когда Джульетта глотает снадобье, тоже видно, как склянка пустеет…

— Вот эта склянка? — в руках офицера появился фиал, который был на сцене.

— Милорд, прикажите руку освободить одну, у меня зрение уже не остро, а тут темновато, простите. Я вам точно скажу.

Палач по знаку офицера выдернул штырь и откинул одну манжету, что удерживала правую руку Роберта.

Тот взял склянку и внимательно осмотрел:

— Да, милорд, эта самая. Мастер выбрал ее из-за формы, из нее не проливается ничего, если бутылка лежит на боку. Это важно, потому что, когда ее уронят…

— Заткнись, мерзавец. Может, в нее добавил яду кто-то другой?

— Исключено, милорд. Я ее не оставлял ни на мгновение.

— Почему? Боялся, что отравят?

— Нет, милорд… Мне, право, рассказывать вам не стыдно…

— Выкладывай!

— Все дело в Парке, нашем билетере. Он раньше играл на сцене королей, осанка у него была и голос. Но, весной дело было, в кабаке подрался. Да как подрался… Отдубасили нашего Парка славно! Все зубы передние повыбивали, вот так. Теперь он иногда на сцене изображает тех, кому слова не положены…

— Краткость есть добродетель и у меня нет ни времени, ни желания в подробности вашей мерзкой профессии вдаваться! — поторопил офицер.

— Да-да, милорд! В общем, у нашего Парка заболели десны, он пошел к лекарю, а тот дал ему полоскание в кувшине. А Саттон, шкодливый был малый, приехал ночью пьян и в кувшин тот помочился. Не знаю, кто сказал Парку об этом, но тот клялся всеми святыми, что напоит Джозефа своей мочой, простите. Саттон очень боялся, что Парк ему в эту склянку надует, так что мне приходилось ее таскать с собой, как только в нее мастер наливал вино. Да и кто же, мой лорд, оставит без присмотра вино, хотя бы и разбавленное?

— Все, заткнись, мерзавец… — поморщился офицер.

Маленькие подробности из актерской жизни не позабавили Фелтона.

Он, устало провел ладонью по глазам и погрузился в мысли, сделав несколько шагов и поигрывая перевязью.

Версия Фелтона, что флакон был подменен, только что рассыпалась прахом.

Конечно, ему было важно знать, кто конкретно свел в могилу актеришку, кто еще работает против его начальства. Но «сверху» такой команды ему не отдавали, удовлетворившись получением бумаг покойника.

Фелтону требовалось по-быстрому завершить дело и забыть про него. Он продолжил допрос.

— Стало быть, у Парка был мотив отравить Саттона?

— Мотив, может быть, и был, но — травить?! — округлились глаза у старика. — Роберту решиться на такое — кишка тонка, да и мозгов не хватит додуматься. Но главное — возможности не было, милорд.

— А мог бы он подменить бутылочку на такую же?

— Милорд… Когда мы с мастером разбавили вино, я склянку сунул в рясу и уже не расставался с ней. В ней не может быть яда! Клянусь всем, что мне дорого! Хотите, докажу?

Не дожидаясь разрешения, Роберт вытащил зубами пробку, выплюнул ее, и тут же присосался к флакону. Остатки жидкости, что составляли еще половину объема, мгновенно исчезли у него во рту. Всего вышло три глотка.

— Ах ты мразь! — подскочил палач и выхватил склянку. — Мастер?!

— Ладно, оставь, — махнул рукой офицер. — Похоже, яда в склянке нет, значит, отравлен был Джозеф раньше… И я догадываюсь — кем, — не заметив, что размышляет вслух, пробормотал он. — Так, к черту! На сегодня хватит. Устал я что-то. Этого в камеру, в «крысятник». Завтра продолжим.

— Да, сэр!

И офицер широкими шагами покинул пыточную. Дождавшись, пока закроется за ним дверь, палач улыбнулся, показывая редкие пеньки зубов, и сказал:

— Ну, похоже, ты у нас везунчик… Наверняка отпустят. Но если хочешь выйти отсюда целым, то сообщи своим, чтобы приготовили два шиллинга. Иначе… Сам понимаешь. Мои зубы будут по сравнению с твоими — что чаща Шервудского леса.

— Да как я же я сообщу?

— Вот тебе бумага и перо. — Письменные принадлежности действительно нашлись на конторке, что стояла в самом углу. — Скажи, кому передать и где его найти. А я уж постараюсь.

Роберт, не мешкая, написал записку и объяснил палачу, где найти Генри, внука. Ему оставалось уповать на то, что тот достаточно его любит и сможет собрать требуемую сумму.

— Ну вот и чудно, — сказал палач, пряча письмо. — Я даже тебе верну твою хламиду, я сегодня добрый.

И он бросил на колени актера его монашеское одеяние.

* * *

Генри уже погрузился в крепкий сон, поэтому Роберту Парку пришлось его изрядно потрясти.

— Там тебя патшан какой-то шпрашивает, — сказал он и вручил Рэю фонарь. — Шляютша по нощам, дьявол их жабери, — неизвестно кому пожаловался Парк, затем рухнул на топчан. До Генри донесся кислый запах дешевого эля. Он встал, сделал несколько разогревающих движений и двинулся к выходу.