Весь мир театр

– Вы выберете роль. Это-то меня в вас и устраивает. Мы с вами одного поля ягоды. Я тоже выберу роль. У меня она, правда, не театральная, но это всё равно. Поэтому предлагаю честный союз, без лжи и самообмана. У нас с вами будет брак по расчету.

– То же самое мне предлагал Шустров, – содрогнулась она.

– Возможно. Но наш с вами расчет будет не коммерческим, а любовным. Выражаясь предпринимательским языком, предлагаю любовь с ограниченной ответственностью. Не морщитесь! Мы любим друг друга, мы хотим быть вместе. Но при этом мы оба любовные инвалиды. Я не согласен ради вас отказываться от своего образа жизни. Вы не пожертвуете ради меня сценой. А если пожертвуете, то скоро об этом пожалеете и станете несчастны.

Кажется, ему удалось пробиться сквозь ее привычку к аффектированности. Элиза слушала его серьезно и внимательно – не заламывала рук, не изображала сияющего любовью взгляда.

– Знаете, мне кажется, мы идеально подходим друг другу, – перешел Фандорин ко второму пункту, не менее деликатному. – Я – зрелый мужчина, вы – зрелая женщина. Есть древняя китайская формула, помогающая рассчитать правильное сочетание мужского и женского возрастов в момент союза. Количество лет, прожитых невестой, должно равняться половине лет жениха плюс семь. Так что по к-китайским понятиям вы ненамного младше идеального для моей избранницы возраста. Вам тридцатый год, а по формуле должно быть тридцать четыре с половиной. Невелика разница.

Как он и рассчитывал, сомнительная китайская премудрость заинтересовала Элизу. Она наморщила лоб, зашевелила губами.

– Постойте… Не могу сосчитать. Сколько же это вам лет? Тридцать четыре с половиной минус семь и умножить на два…

– Пятьдесят пять.

Она расстроилась:

– Так много?! Я не дала бы вам больше сорока пяти!

Тема для Эраста Петровича была болезненная, но он хорошо подготовился.

– У человека бывает три возраста, и все они лишь относительно связаны с числом прожитых лет. Первый – возраст ума. Бывают старцы с интеллектуальным развитием десятилетнего ребенка, встречаются и юноши со зрелым рассудком. Чем старее человек умом, тем лучше. Второй возраст – духовный. Высшее достижение на этом пути – дожить до мудрости. Она может снизойти на человека лишь в старости, когда отступила суета, иссякли страсти. До этого мне, как я теперь вижу, далеко. В духовном смысле я моложе, чем хотелось бы. Наконец, есть возраст физический. Здесь всё зависит от правильной эксплоатации тела. Человеческий организм – это такой аппарат, который поддается бесконечному усовершенствованию. Износ с лихвой восполняется приобретенными навыками. Уверяю вас, сейчас я владею телом много лучше, чем в молодости.

– О, я видела, как вы за две минуты взбежали на трап галерки и спустились оттуда по тросу! – Элиза целомудренно опустила глаза. – Были у меня и другие возможности оценить ваше владение телом…

Однако Эраст Петрович не позволил разговору перетечь в несерьезное русло.

– Что скажете, Элиза? – Он почувствовал, что голос срывается, и кашлянул. – Как вам мое… п-предложение?

Всё сейчас зависело даже не от ее слов, а от того, как она их произнесет. Если его искренность не пробилась сквозь защитную личину актерства, ничего путного из их союза не выйдет.

Элиза побледнела, потом залилась краской. Снова побледнела. Странная вещь – ее глаза будто избавились от вечной косинки, оба смотрели прямо на Фандорина.

– Одно условие. – Она тоже будто внезапно охрипла. – Никаких детей. Дай мне Бог не разорваться между тобой и сценой. Если мы не сможем ужиться друг с другом, нам будет больно, но мы справимся. А детей жалко.

«Это говорит не маска, – с неимоверным облегчением подумал Эраст Петрович. – Это говорит живая женщина. Обращение на „ты“ – уже ответ». Еще он подумал, что Масу ждет разочарование. Не суждено японцу учить маленького Фандорина, как быть счастливым.

– Разумно, – сказал Эраст Петрович вслух. – Я и сам хотел вас об этом п-просить.

Однако здесь запас Элизиной разумности и сдержанности иссяк. Она вскочила, опрокинув стул, бросилась к Фандорину, прижалась и самозабвенно забормотала:

– Держи меня крепко, не выпускай из своих рук! Иначе меня сорвет с земли, сдует в небо! Я пропаду без тебя! Тебя мне Бог послал во спасение! Ты моя единственная надежда, ты мой якорь, мой ангел-хранитель! Люби меня, люби, как только можешь! И я буду любить тебя, как только умею и сколько хватит сил!

А вот теперь он уже не мог понять, настоящая она сейчас или незаметно для себя соскользнула в какую-нибудь роль. Если и так, то как было сыграно, как сыграно!

Но лицо Элизы было мокрым от слез, губы дрожали, плечи сотрясались, и Фандорину сделалось стыдно за свой скептицизм.

В сущности, играет она или нет, не имело большого значения. Эраст Петрович был счастлив, безусловно счастлив. И будь что будет.

Приложение

Э. Ф. Две кометы в беззвездном небе

пьеса для театра кукол

в трех действиях

с песнями, танцами, трюками, фехтовальными сценами и митиюки