- Сей момент! - над столиком склонилось лицо. Бледнее бледного. У официанта была грудная жаба. Жаба была зеленая и ядовитая. Он встретил ее сегодня перед работой, когда переходил улицу в неположенном месте. Жаба сидела на канализационной решетке, и взгляд у нее был грустный. Официант пожалел бездомное существо и неожиданно для себя самого пригрел амфибию на собственной груди. Все было бы ничего, да только присущий обычно ему румянец куда-то исчез, да юркие мышки зрачков прятались теперь глубоко в норках глазниц. - Чем уважаемые гости недовольны?
- Вот это совершенно несъедобно! - возмущенный Виктор ткнул пальцем в железобетонное желе заливного.
- А у меня? - поддакнул разъяренный Зурпла. - Ваша так называемая жареная курица?
- Насколько я помню школьный курс зоологии, - с сомнением сказал бледнолицый астматик, вглядываясь в нетронутое крылышко, - лошади пока не летают! Сами виноваты, сударь, я предлагал цыплят табака в таблетках, но вы были так увлечены музыкой...
Вдруг с мышкоглазым что-то произошло: он как будто вспомнил нечто важное.
Земляне не знали, что разительная перемена в поведении официанта дело рук жабы. Официант тоже этого не знал.
- Виноват. Я по ошибке полагал, что вы из Полиции Вкусов, а с ними у нас спорят! - начал оправдываться он, собирая кушанья в скатерть, факирским жестом сдернутую со стола. - Как же я вас сразу не признал? Еще раз виноват.
Грудная жаба настойчиво призывала официанта действовать. Через секунду на свежезастеленном столике стал из ничего возникать натюрморт на белково-жиро-углеводную тему. Салаты служили подмалевочным фоном, паштеты придавали колорит, рыбные и мясные ассорти могли вызвать у знатока восхищение умело подобранной цветовой гаммой: от пламенеющих панцирей лангустов и омаров до фиолетового бока молодого барашка, запеченного с чесноком, миндальным орехом и горькими перчиками. Гарнир из панированных овощей был вкраплен в холст скатерти смелыми мазками, выдающими руку мастера. Апофеозом же всей картины, несомненно, являлся запотевший графин прозрачного стекла с жидкостью ядовито-зеленого цвета - фирменным лимонадом харчевни "Замори червячка!" Отдавая должное мастерству Гения Сервировки, Виктор Джонг подумал, что все равно фасолевый суп с грибами и сибирские пельмени никто лучше Константы не приготовит!
- Знаешь, Виктор, если честно, - признался Кондратий и проглотил слюну, - сейчас бы сюда фасолевого супа с грибами и пельменей, которые Константе удаются лучше всего!
Конца фразы Джонг не расслышал - "Вышибалз" врубили душещипательное ретро, и посетители бросились на штурм танцевального пятачка. Барабанщик оставил ударные и стал измываться над электрофлейтой, которая больше всего походила на парализованную змею. Сходство усугублялось тем обстоятельством, что у флейты наличествовала тупая башка, из которой в такт мелодии выползал и вновь прятался раздвоенный металлический язычок.
Зурпла плеснул в бокал лимонада и по привычке стал разглядывать содержимое на свет, как всегда, любуясь всплывающими пузырьками. Взгляд его встретился с глазами официанта - мышки пристально следили за кошкой, которая вместо того, чтобы утолять жажду, предавалась бессмысленному, на их взгляд, созерцанию. Но следили не только мышки: форменная рубашка бледнолицего маэстро расстегнулась, и в прореху высунулась отвратительная морда зеленой жабы!
Движимая инстинктом врожденной антипатии к земноводным, электрофлейта зашипела, как королевская кобра, заметившая добычу. Зурплу поразила фальшивая нота, прозвучавшая диссонансом и одновременно предупреждением. Ему почудился намек, некое предчувствие беды, и тонкая интуиция человека, привыкшего к опасностям, связала концы с концами. Все встало на свои места: и шипящая флейта, и зеленая жаба, и официанта нетерпеливое ожидание - лимонад был отравлен!
Кондратий цепко схватил злоумышленника:
- Попался, гад! Фрукт фаршированный! С Фингалом, поди, снюхался?!
Виктор, размягченный старинной музыкой, меланхолично наблюдал скетч, в котором его товарищ исполнял заглавную роль. Охотник ничего не понимал и весьма поразился, когда Любитель-Отравитель не стал довольствоваться партией статиста в им же затеянном спектакле. Финальный монолог без единого слова был насыщен полными внутреннего драматизма мизансценами: мышкоглазый пал грудью на сервированную деликатесами сцену и принялся поспешно запихивать в рот куски, лишая полотно ужина законченности и продуманной до мелочей композиции. Отравлен был не только лимонад...
Тело работника сомнительного сервиса конвульсивно изогнулось, и он принял смерть под скатертью. Мышкоглазый террорист угодил в мышеловку, расставленную на клиентов, тем самым подтвердив истину "не рой другому яму сам"!
Под занавес трагедии бит-группа сыграла траурный марш Шопена в стиле рэгги. Коллеги покойного прикатили столик на колесах. Тело уложили, украсили сельдереем и петрушкой, полили ореховым соусом и отвезли в морозильник до официального расследования. Все было торжественно и печально.