Весь невидимый нам свет

Всю следующую неделю мадам Манек очень мила и любезна. Почти каждое утро водит Мари-Лору к морю, берет ее с собою на рынок. Однако она здоровается с Этьеном и Мари-Лорой рассеянно-вежливо, как с чужими. Иногда пропадает на полдня.

Дни Мари-Лоры стали более долгими, одинокими. Как-то вечером она сидит за кухонным столом, а дедушка читает вслух:

«Яйца улиток невероятно живучи. То же относится к самим улиткам. Мы наблюдали их вмерзшими в глыбы льда, и тем не менее под действием тепла они оттаивали и возвращались к жизни».

Этьен прерывает чтение:

— Надо приготовить ужин. Похоже, мадам сегодня не придет.

Оба сидят не шевелясь. Этьен читает следующую страницу:

«Они годами хранились в контейнерах для образцов, однако, стоило их смочить, принимались ползать и выглядели вполне здоровыми… Треснутая раковина, даже если часть ее отколота, со временем восстанавливается за счет отложения вещества панциря в поврежденных местах».

— Для меня еще есть надежда! — смеется Этьен.

Мари-Лора вспоминает, что дядюшка не всегда был таким боязливым, что он прожил целую жизнь до этой войны и до прошлой тоже. Что когда-то он был молодым и любил мир, в котором живет, как любит она сейчас.

Наконец через кухонную дверь входит мадам Манек и запирает ее за собой. Этьен довольно холодно говорит: «Добрый вечер», и мадам после недолгой паузы отвечает. Где-то в городе немцы заряжают оружие или пьют коньяк, а вся история обратилась в кошмар, от которого Мари-Лоре отчаянно хочется очнуться[32].

Мадам Манек снимает чайник с крюка, наливает воду. Слышен звук, с которым нож входит во что-то вроде картошки, стук лезвия о деревянную разделочную доску.

— Прошу вас, мадам, позвольте мне, — говорит Этьен. — Вы очень устали.

Однако он не встает, и мадам продолжает резать картошку, а потом краем ножа сталкивает ее в воду. От напряжения в кухне у Мари-Лоры кружится голова, как будто она ощущает вращение планеты.

— Много потопили сегодня немецких подлодок? — тихо спрашивает Этьен. — Взорвали хоть один танк?

Мадам Манек рывком открывает дверцу холодильника. Потом Мари-Лора слышит, как мадам роется в ящике. Чиркает спичка. Запах табачного дыма. Вскоре перед Мари-Лорой появляется тарелка с недоваренными картофелинами. Она ищет на скатерти вилку, но не находит.

— А знаете, Этьен, — говорит мадам Манек с другого конца кухни, — что будет, если лягушку бросить в кипяток?

— Расскажите.

— Она выпрыгнет. А знаете, что будет, если посадить лягушку в кастрюлю с холодной водой и медленно нагревать до кипения? Знаете?

Мари-Лора ждет. От картошки идет пар.

— Лягушка сварится, — говорит мадам Манек.

Приказы

Одиннадцатилетний кадет в полной парадной форме подходит к Вернеру и сообщает, что тот должен явиться к коменданту. Вернер ждет на деревянной скамье, и в нем медленно нарастает паника. Они что-то заподозрили. Может быть, выяснили про его родителей что-то, чего он не знал, что-то ужасное. Он вспоминает, как ефрейтор пришел в сиротский дом, чтобы отвести его к герру Зидлеру, и тогдашнюю уверенность, что слуги рейха видят сквозь стены, сквозь кожу, знают, что у каждого в душе.

После нескольких часов ожидания помощник коменданта вызывает его, откладывает в сторону авторучку и смотрит на Вернера через стол, будто тот — одно из мелких недоразумений, которые предстоит уладить.

— Кадет, наше внимание привлекли к тому факту, что ваш возраст был указан неверно.

— Простите?

— Вам восемнадцать. Не шестнадцать, как вы утверждали.

Вернер ошарашен. Нелепость утверждения очевидна: он и сейчас ниже большинства четырнадцатилеток.

— Наш бывший преподаватель технических наук доктор Гауптман привлек наше внимание к этому расхождению. По его настоянию вас отправят в особую техническую дивизию вермахта.

— Дивизию, господин помощник коменданта?

— Вы попали сюда обманом. — Голос масленый и довольный, подбородка нет вообще.

За окном школьный оркестр репетирует триумфальный марш. Нордической внешности мальчик сгибается под тяжестью тубы.

— Комендант хотел прибегнуть к дисциплинарным мерам, но доктор Гауптман предположил, что вы будете рады предложить свои умения рейху.

Помощник коменданта вынимает из-за стола сложенную темно-серую форму: на груди орел, на воротнике нашивки. Затем — зеленую каску, очевидно чересчур большую.

Оркестр умолкает. Учитель музыки выкрикивает имена.

— Вам очень повезло, кадет. Служить — честь.

— Когда, господин помощник коменданта?

— Вы получите инструкции в течение двух недель. Пока все.

Воспаление легких