Весь Шерлок Холмс

Пока мы ждали, Холмс подошел к открытому окну и, заложив руки за спину и уперев подбородок себе в грудь, стал всматриваться в простиравшуюся позади дома равнину. Вернувшийся за письменный стол Лестрейд покусывал кончик своей ручки и с любопытством наблюдал за Холмсом.

– А, вот и вы, Морстед! – приветствовал старика Холмс, когда дворецкий вошел в зал. – Не сомневаюсь, вы преисполнены желанием сделать все, чтобы помочь мистеру Верзитону, и спешу вас заверить, что мы прибыли сюда с той же целью.

Взгляд Морстеда нервно метался между Лестрейдом и Холмсом.

– Прошу вас, успокойтесь, – продолжал мой друг. – Уверен, вы сможете оказать нам содействие. Припомните, к примеру, не получал ли сквайр каких-либо писем с вчерашней вечерней почтой?

– Да, было одно письмо. Точно так, сэр.

– Хорошо! Не могли бы вы поделиться с нами подробностями?

– Боюсь, что нет, сэр. Это был обыкновенный дешевый конверт, какими обычно пользуются в наших краях, и штемпель на нем тоже был местный. Но вот что меня удивило… – старый слуга колебался, словно не зная, как продолжить.

– Что же именно вас удивило? Возможно, нечто в поведении сквайра? – спросил Холмс без своего обычного напора.

– Да, сэр, так оно и было. Как только я, значит, письмо ему передал, он вскрыл конверт и стал читать. А потом я посмотрел на его лицо и был только рад поскорее убраться из комнаты. Позже, когда я вернулся, сквайр уехал из дома, а в камине лежали обугленные остатки сожженного письма.

Холмс потер ладони.

– Ваша помощь поистине неоценима, Морстед, – сказал он. – А теперь напрягите, пожалуйста, память. Как вам, возможно, известно, шесть месяцев назад ваш хозяин продал участок земли. Не припомните, чтобы он тогда получил подобное письмо?

– Нет, сэр.

– Что ж, это можно понять. Спасибо, Морстед, думаю, что на этом все.

Нечто в голосе Холмса заставило меня внимательнее взглянуть на него, и я поразился происшедшей с ним перемене. В глазах блестело возбуждение, а на щеках проступил легкий румянец.

– Присядьте, Уотсон, – велел он. – Нет, лучше туда, на табуретку.

Затем он достал из кармана свою лупу и приступил к осмотру.

Наблюдать за ним было увлекательнейшим занятием. Пятна крови, очаг и каминная полка, каждый участок пола подвергались методичному и тщательному обследованию по мере того, как Холмс, опираясь на ладони и колени, переползал с места на место, причем кончик его носа едва не касался паркета, а увеличительное стекло в его руке время от времени поблескивало, попадая в лучи предзакатного солнца.

Центр зала был застелен персидским ковром, и я заметил, как, добравшись до одного из его краев, Холмс внезапно застыл на месте.

– Вам следовало обратить на это внимание, Лестрейд, – произнес он тихо. – Здесь остался едва заметный след ноги.

– И что с того, мистер Холмс? – иронично усмехнулся инспектор, подмигнув при этом мне. – По этому ковру уже прошлось немало народу.

– Но ведь дождь не шел по меньшей мере несколько дней. Между тем подошва ботинка, оставившего этот след, была слегка мокрой. И, думаю, мне нет нужды указывать вам, что именно в этом зале легко объясняет наличие на ней влаги. Ну-ка, а это еще что такое?

Холмс что-то соскреб с края ковра и стал пристально изучать под лупой. Мы с Лестрейдом присоединились к нему.

– Ну и что же вы обнаружили? – спросил сыщик.

Ни слова не говоря, Холмс передал ему увеличительное стекло и вытянул свою ладонь.

– Какая-то пыль, – констатировал Лестрейд, глядя сквозь лупу.

– Это не пыль, а сосновые опилки, – поправил его Холмс. – Такие вещи я определяю безошибочно. И, заметьте, я соскреб их с остатков следа башмака.

– Ну, в самом же деле, Холмс! – запротестовал я. – Мне совершенно не понятна…

Мой друг выразительно посмотрел на меня.

– Пойдемте, Уотсон, – сказал он затем. – Мне нужно размять ноги. Давайте прогуляемся до конюшни.

В мощенном каменными плитами дворе мы сразу увидели конюха, набиравшего воду из ручной колонки. Я уже не раз писал о потрясающей способности Холмса легко находить общий язык с простолюдинами. Вот и сейчас после обмена всего лишь несколькими репликами с конюха слетела свойственная выходцам из Суссекса сдержанность, и на предположение моего друга, что, верно, нелегко сейчас определить, каким именно конем воспользовался накануне вечером хозяин усадьбы, тот мгновенно выдал всю необходимую информацию.

– Он брал Рейнджера, сэр, – уверенно сказал он. – Вот его стойло. Вам хотелось бы осмотреть его копыта и подковы? Сделайте милость! И можете сколько вашей душе угодно скрести ножом, ни камушка вы в них не найдете.

Холмс внимательнейшим образом осмотрел куски земли, которые сковырнул с одной из подков коня, поместил их в отдельный конверт, а потом сунул полсоверена в руку конюху, и мы покинули хозяйственный двор.

– Что ж, Уотсон, нам осталось лишь забрать наши шляпы и трости, а потом вернуться в гостиницу, – сказал он мне беззаботно. – А, Лестрейд! – продолжал он, заметив, что инспектор появился на пороге дома. – На вашем месте я бы обратил самое пристальное внимание на кресло у камина.

– Но у камина нет никакого кресла.