Весь свет 1981

Дуэйн Ниатум

Скала Индейцев, остров Бэйнбридж, штат Вашингтон

К Мэри Рэндлетт

Когда ты сможешь коснуться отметин
На моем лице, оставь хижину
Терпения, и ты услышишь, как спокойны
Песок и кедр, тотем и невод,
Цветок и устрица,
Чайки, пронзающие волны,
Зеленые переходы лосося,
Время, испившее до капли сезон
Красногрудого дятла.

Когда ты сможешь застыть, словно журавль

В камышах, овладев дыханьем прибоя,
Тогда я заворожу тебя своей сказкой,
И ты услышишь перекличку весел,
Бряцание костей, болтовню масок,
Пляску твоих мертвых предков на берегу.

Когда ты продрогнешь в длинных стеблях дождя,

И гроза на рассвете
Заслонит твой путь к дому,
И ты повернешь машину в город,
Я допою песнь китобоя,
Я оставлю тебя качаться одинокой травинкой.

Уличный мальчишка

Я замираю возле окна, выходящего
На полынное поле —
Землю Калифорнии к северо-востоку от Сан-Франциско.
Прижавшись к горизонту, безмолвное солнце
Опаляет огнем преисподней мои тринадцать лет.
В прозрачном дыхании сумерек
Стрекочут цикады, заблудившись
В оконных стеклах. Но только пение
Жаворонка по ту сторону изгороди
Не пускает меня к другим мальчишкам,
К бесстрастным парням, поглощенным пинг-понгом
И картами до часа закрытия.
А когда это новое жилище оставляет в покое мою память
И мое прозвище Индеец Джо,
Которое дали мне братья,
Негры, чиканос, все те, кто вырастет
Исхудавшим, как это безлюдье,
Я иду от окна в темноту,
Навстречу своей душе, вьющей
гнездо на стене.

Элегия на смерть Вождя Сиэтла (1786—1868)

«Белый человек никогда не останется одинок.
Пусть будет он справедлив и добр к моему народу,
Ибо мертвые не бессильны».

Печалью объят,

Ты стоишь на опушке редеющего леса,
Твое лицо выдублено солеными ветрами
Скалистых берегов пролива —
Там поросшие диким луком священные острова твоих отцов,
Ты славишь свою восьмидесятую луну, и меркнет свет ее.
Духи-покровители
Невозмутимы, словно волынщики в потоке белых людей
С восточного побережья,
Но ты услышишь зов смерти и шагнешь один
В костер черного солнца.
Караваны кораблей и крытых повозок
Сломали твои стрелы, разбили твой щит,
Заглушили орла в твоем сердце, и он онемел
Под взглядами глаз, ослепленных золотом Аляски.

И все же еще доносится эхо барабанов

Первых танцоров твоего племени, и те, кто остался,
Воскрешают свою землю пядь за пядью,
И беды твоего народа отступают перед каждой улыбкой,
Когда дремлет журавль
И тает тень камыша.

Рэй А. Янгбиэр

Утренний голос Матери